— У заоблачного солнца лучи жгучие, а у дурной женщины язык, — сказал Адиль, глядя на облака.
Марзии хотелось плясать, такая это была веселая лужайка. Она потянулась всем телом, раскинула широко руки, закружилась и споткнулась. В траве лежал череп. Марзия вспомнила свой рассказ о золоте и волчьем черепе и засмеялась. Жизнь и смерть повсюду идут рядом. И здесь, на такой юной полянке, смерть поставила свою метку. Нет! Не место ей в этом цветущем царстве. Она нагнулась, чтобы взять череп и зашвырнуть его к камням. Что-то черное мелькнуло перед глазами и обожгло ее. Она закричала от ужаса и боли. В глазах потемнело. Испуганный Адиль бросился к ней.
— Каракурт!
Все решало время. Адиль оторвал от рубахи лоскут, перетянул девушке руку, достал из кармана лезвие и полоснул Марзию по пальцу в том месте, где синел укус паука. Фонтаном ударила черная кровь, заструилась, светлея и падая на траву. Адиль стал отсасывать яд, сплевывая горько-соленую жидкость. Потом принялся отжимать кровь из пальца, словно доил корову. Потом снова и снова отсасывал яд. На побледневшее лицо Марзии стали возвращаться живые краски, заиграл на щеках легкий румянец. Адиль взял две спички, приложил их головками к ранке, зажег третью и поднес огонь к пальцу. Марзия вскрикнула, а головки взорвались. Адиль, облегченно вздохнув, снял жгут.
— Порядок, Марзияшка! Операция окончена, — сказал он возбужденно. — Живи дальше.
Сегодня он, будто знал, прихватил с собой бутылку водки. Налил граненый стаканчик доверху, приказал девушке:
— Пей!
Та покачала головой.
— Пей, тебе говорят! — заорал он на нее. — Пей, если хочешь жить! Это противоядие, понимаешь?!
Тот огонь, который обжег палец, казалось, вошел в грудь, обжег сердце. Марзия выпила водку и задохнулась. Адиль уложил ее в тени, налил и себе стопочку, лихо опрокинул ее, прерывисто успокаиваясь, вздохнул и тоже растянулся на траве.
Прошло время. Марзия подняла голову. Голова перестала кружиться, но была тяжелой. Тело, словно налитое свинцом, не слушалось ее.
— Ах, Адиль! Ага мой! Я не умру? — с трудом спросила она.
— Не умрешь, не бойся. — Адиль рассмеялся облегченно. — Наоборот, станешь еще здоровее, чем раньше. Говорят, что к человеку, укушенному каракуртом, никакая болезнь не пристает.
— Ой, я так испугалась! Так все неожиданно и быстро случилось. Родители бы не пережили. — Голос Марзии дрожал. — Я… Я так вам благодарна, агай! Я до самой смерти… Вы спасли мне жизнь. Ах, если бы не вы… — И она расплакалась.
Где-то призывно кричала самочка кеклика. Растеряла, бедная, своих птенчиков и никак не может собрать. Едва вылупившись, птенец кеклика быстро становится самостоятельным. Но у горной птички много врагов, и в первое время ей не стоит отрываться от матери. Однако в поисках сладкого корма птенцы иногда далеко уходят от родного гнезда, блуждая в зарослях таволги и дикой черешни. Тревожно кричит мать, зовет к себе загулявших деточек…
Адиль пристально смотрел на Марзию, словно видел ее впервые. Бледность совсем прошла, пережит первый ужас, и снова румянцем вспыхнули щеки. Этот румянец и волнение сделали ее удивительно красивой. Близкой и недоступной, далекой и очень родной. Адиль взял укушенный палец и принялся осматривать ранку. Опухоль спала. Кровь уже свернулась и запеклась. Коричневой корочкой покрылось место ожога. Табиб[4] вдруг поймал себя на том, что гладит руку своей пациентки. Густой бронзовый загар покрывал ее кожу, блестящую и бархатную, как шляпки созревших грибов.
Девушке стало неловко от ласки парня. Она ощутила тревогу, неясную, как рассветная дымка. Попыталась убрать руку, но парень не отпустил. Раньше, когда он и не смотрел на нее, она тосковала по такой доброй и чуткой ласке, а теперь она вдруг испугалась, ей захотелось оставить все, как было прежде. Стало страшно. Она рванулась, но крепкие руки удержали ее. Адиль обнял ее за напрягшийся стан и потянул к себе. Лицо ее оказалось совсем рядом с губами джигита. Ах, горячие губы обожгли ее, она задохнулась, вспыхнула. Ей не хватило воздуха, и она забилась, как белая рыба в сетях, в сильных его руках, с трудом оторвалась от горьких губ и стала жадно глотать воздух. Успела сделать глубокий вздох и снова задохнулась. Это был очень долгий, бесконечный поцелуй. Она дернулась, рванулась, затрепетала отчаянно и затихла, ослабев и смирившись…
Когда Марзия открыла глаза, над ней плыло высокое синее небо. Белый верблюжонок с хрустальным колокольчиком стоял, подняв ножки, на самом краю пушистого облака. А земля вздымалась вверх, кружилась медленно, как карусель, и вместе с ней кружились деревья и травы. Марзии вспомнилось детство, когда она, раскинув руки, танцевала на зеленом лугу, пока не падала, обессилев, на травку, и тогда все шло кругом перед затуманившимися глазами. Сердце стучало неистово, и она долго лежала, успокаиваясь и останавливая кружение мира.