Лекарь хотел было обратиться к вождю, но поймал себя на мысли, что даже не знает, как с ним разговаривать. Омега был непрост и до того как стал вожаком, а как теперь к нему обращаться? Да и как он отреагирует на него, Феофила?
- Давид, я тебя отвлеку… - Неуверенно начал оборотень, с опаской поглядывая на нового вождя.
- Конечно. - Омега кивнул и повернулся к лекарю. Давид смотрел спокойно, внимательно и даже доброжелательно, однако Феофил все равно почувствовал себя не комфортно от пронзительного взгляда разноцветных глаз.
- Ты выглядишь уставшим, и я принес тебе отвар, чтобы ты восстановил силы.
- Усавшим? - Тихо и встревоженно переспросил Давид, повернувшись к Аскольду. Тот едва заметно кивнул, на что вождь недовольно покачал головой. - Да, я устал и хочу есть. И спать хочу. Все сразу, наверно.
- Вот поэтому я тебе принес снадобье, которое тебя поддержит.
- Благодарю. - Коротко ответил молодой вождь и принял из рук чашу с дымящейся жидкостью. Давид проглотил отвар, даже не успев его распробовать, однако эффект зелья оказался мгновенным. Головная боль ушла, а тело избавилось от слабости и тихой ноющей боли. Однако, пока омега пил, он заметил, что лекарь пытается что-то спросить у Аскольда, а тот мотает головой. И это что-то, судя по цвету энергии Феофила, очень тревожит и отца, и сына. Давид опустил чащу и медленно повернулся к Аскольду.
- Я слушаю вас обоих. Что за секрет?
От вопроса вождя волки побледнели оба, что неслабо напугало и самого омегу. Он смотрел то на одного, то на другого, силясь угадать, что же оборотни скрывают. Однако, оба упрямо молчали. Давида это начинало злить.
- Еще раз. Что вы недоговариваете?
- Ты меня прогонишь… - Прошептал Аскольд, закрывая руками лицо. - Я идиот, я не должен был попадаться тебе на глаза…
Вождь в легкой панике перебирал в голове все возможные грехи альфы, но никак не мог угадать, что же такого страшного произошло?
- Надеюсь, я узнаю это все от тебя сейчас, а не от них, но потом. - Прорычал омега, кивая в сторону толпы покаявшихся изменников. - Ты же не будешь меня подставлять?
- Я уже подставил. - Аскольд опустил глаза, боясь посмотреть на Давида. - Я не предупредил тебя. И поставил на тебе печать.
- Не предупредил о чем? У тебя что, уже две семьи что ли? - С усмешкой предположил оборотень, понимая всю невозможность подобного развития событий.
- Нет, меня опозорили. На вече я признался, что изнасиловал тебя, и меня привязали к столбу, для наказания плетьми… - Аскольд говорил с трудом. Холодный пот лился по лбу волка. Рядом, потупившись, стоял Феофил. Вид у него был не лучше чем у сына. Никто не знал, как на такие новости отреагирует Давид. - Я был без одежды, и Герольд, после того как закончил меня бить, взял ручку плети, и… Он меня опозорил, перед всеми…
- А ты зачем сказал что меня насиловал, идиот?! - Прошипел Давид, с большими глазами слушая признания Аскольда.
- Герольд и Роджер обвиняли твоего отца, что он тебя покрывает, что ты шлюха, погулял… И чтобы выгородить, инсценировал твою смерть. Они настаивали, что Арен никогда не сделал бы подобное для любого другого омеги, только для сына. - Аскольд не смотрел на Давида, ему было ужасно стыдно все это рассказывать. - И все племя было против Арена… А он уже и на вече не присутствовал. Он лежал при смерти. И тогда я вмешался, я сказал, что я тебя изнасиловал, чтобы оправдать законного вождя, чтобы перетащить на его сторону хоть кого-то из оборотней. И да, я ведь действительно тебя изнасиловал. То, что тогда произошло между нами… Это не было по любви.
- Аскольд… - Давид смотрел на альфу, не зная, что и сказать. Нужно было быстро проанализировать ситуацию, но эмоции не давали этого сделать. Омега был глубоко расстроен, что альфа пережил такой позор, но при этом хуже к оборотню вождь относиться не стал.
- Прости меня. - Прошептал Аскольд. Он был готов сквозь землю провалиться. - Я сделаю все что скажешь. Скажешь повеситься, я пойду и повешусь. Я виноват.
Омега зажмурился и замотал головой. От всего что говорил оборотень, омеге было больно, больно почти физически. Но плакать было нельзя, эмоции показывать - нельзя. К тому же, надо было еще разобраться с теми, кто отказался давать клятву верности. Со стоном выдохнув, Давид посмотел на сжавшегося Аскольда.
- Знаешь, мне кажется, что я сейчас от всего этого просто умру. Не вешаясь, не топясь. Вот скажешь еще хоть что-то подобное, и все. И будете сами разбираться со всем племенем!
- Ты что? - Тут уже кинулся к Давиду испуганный Феофил. - Тебе плохо?
- Мне? Плохо? - Омега перевел усталый взгляд с лекаря на Аскольда, затем снова посмотрел на лекаря. И вдруг сказал как-то удивительно спокойно. - Я боюсь, что сойду с ума к ночи. Я ведь живой! А вы все думаете, что мне это по статусу не положено, что я железный и бессмертный. Да, это плохо, что Аскольда изнасиловали. Но я не хочу об этом думать. Я ничего не изменю. А мне еще изменников казнить.
Аскольд и Феофил только молча кивнули, а Давид отправился к оборотням, не пожелавшим присягнуть омеге.
Двенадцать фигур со связанными за спиной руками стояли в ряд на коленях и на все лады оскорбляли Давида. Вождь понимал, что оборотням, так легко привыкшим считать омег за отбросы, избивавшим их, насиловавшим, не так просто признать, что они совершали преступление. А что уж говорить о том, чтобы присягнуть вождю-омеге! Не все были готовы каяться. Не все желали меняться и признавать новые порядки. Давид знал, что так будет. Оставалось уничтожить тех, кто мог опять начать мутить народ.
Племя быстро собралось в круг, альфы, омеги, бывшие предатели и верные сторонники, никто не хотел пропустить такое интересное зрелище. Казни в племени были явлением крайне редким. Однако, уставший и расстроенный Давид надолго растягивать эту процедуру не собирался. Когда все затихли, оборотень оглядел волков и произнес.
- Сегодня будут умерщвлены двенадцать изменников. Они не пожелали покаяться и потому свою участь выбрали сами. В качестве акта милосердия я выбрал им быструю и почти безболезненную смерть. Изменникам будет перерезано горло. Казнь произойдет прямо сейчас.
- Так быстро? - Один из альф, стоящий на коленях, задергался. Он в панике смотрел на товарищей по несчастью, которые уже не выглядели такими уверенными как полчаса назад, когда орали, что никогда не присягнут на верность омеге. Но просить прощения было поздно.
Среди осужденных оказался и бета Ий. Он с ненавистью следил за Давидом, ни на секунду не сомневаясь, что у этого-то рука не дрогнет. Ий не хотел умирать, но и искуплять свою вину перед омегами не желал еще больше. Сверкая глазами, он прорычал, бледный от гнева и отчаяния.
- Давай, казни! Лучше сдохнуть, чем подчиняться омеге!
Давид никак не отреагировал на реплику Ия. Вместо этого он не спеша достал небольшой острый кинжал и с ледяным спокойствием подошел к первому осужденному. Это был альфа, на совести которого было не менее десятка изнасилованных. Запах подонка говорил об этом.
Вождь не раздумывал, его руки будто сами все выполняли. Он обошел осужденного со спины, схватил его за волосы, запрокинул назад голову и быстрым движением резанул лезвием по горлу, от уха до уха. Кровь хлынула фонтаном, альфа, дергаясь и хрипя, неуклюже завалился набок, а Давид уже переходил к следующему осужденному. Вождь не слушал мольб о прощении, он методично казнил, не обращая внимания ни на завороженных, оцепеневших от ужаса соплеменников, ни на жуткие хрипы умирающих. Когда последний предатель был убит, Давид, чьи руки и одежда оказались испачканы в крови, вышел на середину и, стоя среди подергивающихся, еще теплых тел, сухо произнес притихшим и испуганным зрителям.
- Казненных закопать. Завтра созываю вече. Днем. И последнее. Я официально объявляю, что теперь я муж альфы Аскольда. Когда Энджи избавится от болезни, будет проведен обряд. На этом пока все.