«Что случилось с твоим отцом?» Она смотрит на меня, моргая. Ее кожа бледная, почти такая же белая, как ее волосы. «Проверки, которые мы сделали, говорят, что он умер естественной смертью».
Она смеется и откидывает голову назад. У меня мурашки по коже. Я делаю еще глоток воды и освежаю ее стакан, хотя она не притронулась ни к одной капле.
«Ничто из того, что делал мой отец, не было естественным».
«Но ты продолжала жить с ним, это верно? Вплоть до его смерти? Почему? Почему, если твой отец был монстром, о котором ты говоришь, ты вернулась к нему после того, как ушла из Грин Паркс? Это была какая-то неуместная преданность? Ты все еще боялась его?»
«Да», — говорит она. Я замечаю, что на ее коже выступили капельки пота, маленькие блестящие бусинки. «Я всегда боялась его, до самого конца».
«От чего он умер?»
«Он был сильным и подтянутым мужчиной, мой отец, с «отменным здоровьем», как он говорил. Без сомнения, дожил бы до глубокой старости.… эти ублюдки всегда так делают. Только хорошие умирают молодыми, не так ли, Дэниел? Как Рейчел».
Я стараюсь не показывать никаких эмоций при упоминании ее имени.
«Так почему же он не дожил до глубокой старости?»
«Я отравила его», — говорит она с торжествующим видом, ее глаза сузились. «Но я делал это постепенно, очень постепенно, день за днем… Я наблюдал, как его состояние ухудшалось в течение длительного периода времени. Крошечные, мизерные количества таллия ежедневно добавлялись ему в пищу и питье. Я был терпелив, я ждал. И со временем в вашем организме накапливается таллий, это токсин — и этого было достаточно, чтобы медленно, но верно вызвать у него болезнь, ослабить его и поддерживать постоянное плохое самочувствие. Через некоторое время он начал лысеть, и это его по-настоящему разозлило». Теперь она улыбается, и я вижу, что Флоренс почти исчезла. «Он был таким тщеславным, мой отец, и его волосы, знаете, они были густыми, он пошел в отца по материнской линии. Все Арфисты очень гордились своей коронной славой и тем фактом, что мужчины в семье никогда не лысели. Но я позаботился о том, чтобы он сломал стереотип.»
«Обращался ли он за медицинской помощью?»
«О да, «говорит Ребекка, похоже, теперь она наслаждается разговором. «Они были обижены. Он стал чем-то вроде загадки для терапевта. Они провели ему всевозможные тесты, особенно когда у него начали выпадать зубы. Сказали, что это какой-то дефицит витаминов. Они много раз ставили ему неправильные диагнозы.» Она, кажется, довольна этим, как будто это было великим достижением. «Он принимал всевозможные лекарства. Ему нужно было, чтобы я заботилась о нем, когда он в конце концов действительно заболел. И я заботилась. Я ухаживал за ним. Накормил его, вымыл и одел, дал ему лекарство — и кое-что из моего собственного. В последние месяцы своей жизни он полностью зависел от меня.»
«Ты хотел, чтобы он страдал?»
Она ухмыляется, и это выражение, кажется, меняет все ее лицо. И я думаю о том, что сказал доктор Мэгнессон о множественных личностях, о том, как психопаты могут буквально на ваших глазах превращаться в кого-то неузнаваемого.
«Я никогда не хотел, чтобы страдания этого человека закончились. Мне было грустно, когда это произошло. Забавно, я помню, как врачи и медсестры в больнице проявляли ко мне сочувствие, когда я плакала над ним на смертном одре, как они обнимали меня и утешали. Но я не горевал о его смерти. Я плакала, потому что его страдания почти закончились.»
Я выдыхаю.
«Итак, в конце концов ты отомстил… Ты убил человека, который надругался над тобой, человека, который должен был защищать тебя. Многие люди, Ребекка, даже судья, могли бы каким-то образом понять твои действия, учитывая природу преступлений твоего отца против тебя.
Но зачем было убивать Найджела Бакстера и Карен Уокер? Тебе было недостаточно смерти твоего отца?»
Она снова смеется, этот маниакально-ужасный звук, и ее глаза закатываются на затылок, придавая ей безумный вид. «Ты сам сказал, Дэниел, что иногда нет причин».