– Во-первых, навыки твои весьма сомнительны. Во-вторых, Лила – не моя девчонка. В-третьих, я просто хотел убедиться, что с ней все в порядке, – объясняю я, по очереди загибая пальцы. – В-четвертых, уж кому о честности разглагольствовать – так это не тебе.
– Таскался бы в школе за ней, – Баррон будто и не слышит, что я ему говорю. – Давай-ка сворачиваться. Мне надо кое-кому позвонить. Потом перекусим. Я даже готов заплатить.
Я вздыхаю. В машине душно и пахнет несвежим кофе. Страшно хочется потянуться. Наверное, Баррон прав: пора сворачиваться. Не из-за какого-то там звонка, а из-за того, о чем он вслух не сказал. Не очень-то хорошо шпионить за девчонкой, которая тебе нравится.
Но только я неохотно тянусь повернуть ключ зажигания, как Лила, будто по команде, выходит на улицу. На ней черные сапоги до колена и серебристо-серый плащ. Она спускается по ступеням, быстрым жестом откидывает с глаз волосы, в ушах у нее покачиваются серьги. От такой красоты у меня дух захватывает. Следом выходит парень в худи и мешковатых джинсах. Туго заплетенные косички напоминают рога антилопы. Кожа у него темнее, чем у меня. В карман он сует сложенную пополам пачку – видимо, деньги.
Лила носит шарф только в школе. И сейчас у нее на шее отчетливо видны темные шрамы, в которые втирали золу. Это такой обряд: вновь вступившему в клан Захаровых вырезают шрамы, он отрекается от старой жизни и начинает новую, порочную. Даже дочери Захарова нужно через это пройти.
Теперь она одна из них. Обратного пути нет.
– Ну что ж, готов поспорить, мы только что видели заключительную часть некоей весьма сомнительной сделки, – довольно сообщает Баррон. – Но давай представим, что все не то, чем кажется, и мы просто застукали Лилу за чем-то совершенно безобидным и в то же время постыдным.
– Постыдным? – я рассеянно оглядываюсь на него.
– Ну, например, они играли в игру – такую, где надо собирать разные карты. «Покемоны» там или «Мэджик газеринг». Допустим, к соревнованиям готовятся. И он, конечно, выиграл, раз она отстегнула ему столько денег.
– Да уж, смешно.
– А может, он ее подтягивает по латыни. Или они вместе раскрашивают фигурки. Или устраивают театр теней, – Баррон изгибает пальцы в перчатке, изображая утку.
Я стукаю его в плечо – легонько, просто чтобы заткнулся. Брат со смехом поправляет солнечные очки.
Парень с косичками, надвинув на глаза капюшон, переходит на другую сторону улицы, а Лила останавливается на углу и поднимает руку, чтобы поймать такси. Взметнувшиеся от порыва ветра золотистые волосы напоминают нимб.
Интересно, она сделала домашку на понедельник?
Интересно, сможет ли она когда-нибудь снова меня полюбить?
Интересно, сильно бы она разозлилась, если б узнала, что я за ней следил? Наверняка взбесилась бы.
В машину неожиданно врывается холодный октябрьский ветер и подбрасывает пустой стаканчик на заднем сидении.
– Вылезай, – Баррон с ухмылкой смотрит на меня, опираясь на дверцу машины. Я даже не заметил, как он выскочил. – Хватай свои пожитки и деньги для паркомата. Пойдем за ним, – он кивает в сторону удаляющегося парня с косичками.
– Ты же собирался кому-то там звонить? – содрогаясь от холода в своей зеленой футболке, подхватываю с заднего сидения кожаную куртку.
– Мне было скучно, а теперь интересно.
Когда утром я сказал, что хочу потренироваться за кем-нибудь следить, я назвал Лилу отчасти шутки ради, отчасти повинуясь нездоровому желанию. Не думал, что Баррон согласится. Не думал, что нам удастся поймать тот момент, когда она выходит из квартиры и садится в таун-кар. И уж точно не думал оказаться здесь и выяснить, чем именно она занимается после уроков.
Выбравшись из «бенца», захлопываю дверцу.
В этом-то и проблема с искушением – чертовски трудно не поддаться.
– Мы с тобой почти как настоящие агенты, – говорит Баррон, пока мы, пригнув головы, бредем против ветра. – Знаешь, если мы застукаем твою девчонку на месте преступления, Юликова наверняка благодарность нам объявит или еще как-нибудь поощрит за успехи в учебе.
– Только вот мы этого делать не будем.
– Ты же вроде хотел, чтобы мы с тобой стали правильными и хорошими, – брат улыбается еще шире.
Ему нравится меня подкалывать, а я реагирую и тем самым еще больше его раззадориваю, но ничего поделать с собой не могу.