Чебышев шел так далеко впереди своего времени, что только теперь, когда мы подошли вплотную к созданию быстроходных автоматически действующих машин, может быть вполне оценена его творческая деятельность как механика, как инженера будущего.
Разработанную Чебышевым «Теорию наилучшего приближения функций», доложенную в Академии наук в 1857 году, выдающийся французский ученый Жозеф Бертран назвал «чудом анализа».
Для Чернова это «чудо анализа» явилось предметным уроком на всю жизнь. В поисках решения трудных задач он никогда не забывал о возможности взглянуть на предмет с новой точки зрения.
Занятый на службе составлением каталога технического музея, Чернов при каждом описании экспонируемой машины, механизма, орудия невольно искал и нередко находил следы влияния теоретических соображений на геометрию орудия, на распределение действующих сил в машине или механизме.
Еще чаще обнаруживалось влияние эмпирически найденных форм на разработку теоретических построений.
Весенний и осенний семестры 1860 года положили начало глубокому теоретическому образованию Чернова не только в чистой и прикладной математике. Не меньше интересовала его общая, или неорганическая, химия, которую читал Александр Абрамович Воскресенский, получивший от многочисленных учеников своих почетное прозвание «дедушки русской химии».
А позже истинным откровением для Чернова явились лекции возвратившегося в начале 1861 года из заграничной командировки молодого доцента Дмитрия Ивановича Менделеева.
Менделеев жил в Гейдельберге, когда в 1860 году в Карлсруэ, небольшом немецком университетском городе, состоялся исторический Международный конгресс химиков.
Менделеев присоединился к русской делегации и стал одним из активных ее участников. Конгресс принял важнейшее для того времени постановление, определившее понятие об атоме и молекуле, об атомных весах и химических формулах.
Решениям конгресса и посвятил свои первые лекции Менделеев.
В наше время любой школьник уже понимает разницу между атомом и молекулой, или частицей, как тогда говорили. Знает он и о периодической системе Менделеева, и о структурной теории Бутлерова. Но в те годы, когда представление об атомах и молекулах, о периодической системе элементов, о структуре молекулы только еще создавалось, в потоке идей и фактов, химических открытий и новых понятий разобраться было нелегко.
Единой теории не существовало. Органическая и неорганическая химия развивалась совершенно отдельно друг от друга. В таком существенно важном вопросе, например, как атомный вес углерода, химики расходились настолько резко, что одни считали его равным 12, а другие — 6. Чтобы примирить спорящих, предлагали принимать первую цифру для углерода в органической химии, а вторую — в неорганической.
Не только вокруг этого вопроса шли ожесточенные споры и разногласия. Один, например, называл атомом химически сложного тела то, что другой называл молекулой.
На конгресс в Карлсруэ съехались химики со всех стран света. Как только дискуссия коснулась первого вопроса — об атомах и молекулах, — мирно настроенные до того члены конгресса вспыхнули, и начались малотолковые споры. Нередко в те времена они заканчивались разрывом дружеских отношений и прекращением знакомства на всю жизнь.
В первый день заседаний члены конгресса согласились только на том, чтобы избрать комитет из 30 человек и поручить ему выработать вопросы для постановки на голосование. Комитет, в который от русской делегации вошли Зинин, Шишков и Менделеев, собрался немедленно и быстро выяснил, что сущность ожесточенных споров сводится к различию понятий атома и частицы (молекулы). Комитет предложил поставить на голосование вопрос в такой формулировке: «Предлагается принять различие понятий о частице и атоме, считая частицею количество тела, вступающее в реакцию и определяющее физические свойства тела, и считая атомом наименьшее количество тела, заключающееся в частицах». Когда на утреннем заседании председатель предложил поднять руку тем членам конгресса, кто за эту формулировку, рук поднялось так много, что решили их не подсчитывать. На второй вопрос председателя — кто против? — поднялась при общем смехе только одна рука, да и та тотчас же опустилась…
Не один Чернов после лекции Менделеева почувствовал в постановлении конгресса близость или даже начало решительного переворота в теоретических воззрениях химиков и физиков на вещество. С таким же ощущением вышел вместе с Черновым из ворот университетского двора старый его товарищ по институту Петр Григорьевич Киреев, теперь оказавшийся и сокурсником по университету.
Был яркий весенний день, Нева только что освободилась ото льда, и старые приятели долго стояли у гранитного парапета набережной, обсуждая доклад Менделеева.
Чернов, явившись утром на службу в свой институт, прошел к Андрееву и, взволнованно сообщив о лекции Менделеева, предложил:
— Не пригласить ли Менделеева к нам в институт вести химию?
— Отчего же нет! Многообещающий ученый! — поддержал Чернова инспектор. И в тот же день переговорил о Менделееве с Чайковским.
В дневнике Менделеева под 1861 годом читаем:
«17 апреля. Получил приглашение в Технологический институт».
Через неделю находим такую запись:
«24 апреля. Был у меня утром Писарев, говорит, надо съездить к директору Технологического института Чайковскому…»
С осени начались знаменитые студенческие «беспорядки», и университет был закрыт.
Вольнослушателям Чернову и Кирееву пришлось в дальнейшем пополнять свои теоретические познания испытанным путем самообразования.
4. ВОЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
Этот 1861 год с первых дней своих проходил тревожно, в ожидании каких-то больших, необыкновенных событий.
Фекла Осиповна, продолжавшая работать в перчаточной мастерской, возвращаясь с работы, непременно приносила какую-нибудь новость.
— Опять отложили крестьянское дело! — говорила она, и все еще красивое и свежее лицо ее становилось строгим. А через день радостно сообщала совершенную противоположность:
— Царь подпишет манифест в годовщину восшествия на престол!
Удержав после смерти мужа за собой квартиру, устроив детей, Фекла Осиповна мечтала только о том, чтобы дожить до манифеста.
Но наступило 19 февраля, день восшествия на престол, а манифеста об освобождении крестьян от крепостного права не печатали, в церквах не читали.
Между тем манифест был подписан. Опасаясь народных волнений, объявление манифеста отложили до 5 марта. Отсрочка понадобилась правительству для того, чтобы привести воинские части в боевую готовность. Солдатам были розданы боевые патроны. Были заряжены пушки, увеличены ночные патрули и усилены караулы Зимнего дворца.
Опасения царя за Петербург не оправдались, но Россия, обманутая в своих надеждах на «полную волю», возмутилась.
В апреле было опубликовано «Положение», обязывающее «освобожденных» крестьян в течение двух лет отбывать барщину. Начались волнения. Крупнейшим из них было знаменитое бездненское восстание.
Крестьянин села Бездна Антон Петров, человек «набожный, тихий, молодой, но очень уважаемый всеми», объявил односельчанам, что в «Положении» он вычитал «полную волю». Слух об этом распространился по окрестным деревням с необыкновенной быстротой. Крестьяне стали отказываться от выполнения господских нарядов. Жалобы помещиков и управляющих на «взбунтовавшихся» крестьян подняли на ноги начальство. Уговоры и разъяснения исправника и становых приставов не имели никакого успеха.
В Бездну были направлены войска под командой присланного из Петербурга графа Апраксина. Крестьяне выслали навстречу войскам стариков с хлебом-солью, но выдать Антона Петрова отказались. Солдаты расстреляли безоружную мирную толпу. Антон, неся перед собой «Положение», сам вышел к солдатам. Он был арестован, судим военно-полевым судом, приговорен к смертной казни, которая и была совершена в Бездне в присутствии согнанных отовсюду крестьян. В Бездне было убито и умерло от ран около ста человек и примерно столько же ранено.