Выбрать главу

- Ну да... порой там творится настоящий ад. Но ведь интернет позволяет мобилизовать протест на реальную акцию. Например, хачи недавно снова убили женщину и с помощью интернета мы быстро организовали народный сход, который перерос в погромы.

- И что? - вопрос также неожидан, как и то, что после обеда Сырок закурил трубку, - эти твои погромы полная чушь. А девушку, конечно, жаль. Хотя в чём-то ей можно позавидовать. Раз - и квас. Это нам с тобой не повезло, мы - живые.

Неужто, проскальзывает страшно разочаровывающая мысль, что Сырок придерживается крайне левых взглядов, а то и просто толерантный либеральный слизняк?

- Тебя, получается, плевать на национальный вопрос?

- Нет, не плевать.

- Так ты кто? Правый, левый? Никак не могу понять.

- Да как же ты надоел! Почему всегда нужно быть левым, правым или чем-то посредине? Почему просто нельзя быть русским? Без клише, без догм. Русские тем и хороши, что они везде. За кого хочешь за того и болеешь.

"Неужели анархист?", подумалось мне, а Сырок продолжил:

- У русских только глубинное национальное чувство может быть по-настоящему революционно. Ведь мы так долго были его лишены. Мы должны вспомнить что-то первобытное, наше внутреннее, тёмное. И те люди, которые это чувство с таким трудом обрели, зачем-то тратят его на какую-то чушь вроде войны с несуществующими коммунистами, мигрантами, гомосексуалистами. Всё это глупое, пустое, неинтересное! Долой, всё в мусорную корзину!

Трубка у него ещё короче, чем моё терпение. Пока я собираюсь с достойным ответом, душистые клубы дыма плывут вверх в жарком летнем воздухе, чтобы стать там счастливыми облаками. Сырок, не дожидаясь отповеди, мечтательно говорит:

- Об этом писали многие люди, которых ты уважаешь. Не надо вообще обращать никакого внимания на чёрных. Один мент стоит больше, чем сотня мигрантов. Один чиновник больше, чем сотня ментов. Один министр так и вовсе бесценен. Легко убить бесправного раба, но куда труднее его хозяина. Ты же не из таких?

Как по мне - в том, чтобы угнести оккупанта было очень много полезного, поэтому я говорю:

- Но ведь этим никто не занимается! Все хотят совершить нечто большое и громадное, пусть даже только в своих мечтах, а сейчас не хватает как раз таких маленьких добрых дел. Быть может, благодаря моим действиям, чёрные изнасиловали чуть-чуть меньше женщин, зарезали чуть меньше парней, чем могли бы, ограбили чуть меньше старушек...

Сырок напряженно смотрит куда-то вдаль, но, тем не менее, отвечает:

- Да ты, получается, санитар города!

- А ты, получается, толераст.

Сырок откладывает газету, вызвавшую наш спор, и тяжело вздыхает:

- Понимаешь, критика общества сегодня связана не с поиском истины, не с битвой за правду, а с этическим осуждением системы из-за того, например, что налоговая ставка слишком высока или молодым матерям не хватает детских садов. Но ведь это полное дерьмо! Говно! Чушь! Люди обленились и скурвились, раз их интересуют такие вещи. Когда нацию начинает волновать цена на петрушку, то её пора пускать в расход. Но ты националист, западник, тебя интересуют выборы в парламент и легальный бизнес, а нормальные люди хотят скифский ветер и костёр Стеньки Разина в Жигулях. Знаешь, кто это сказал?

- Нет, не знаю, - я чувствовал, что мне ещё много раз суждено так ответить, - но ты говоришь так, как будто национализм это что-то плохое. Это ведь революционная, традиционная сила. Вот если по Эволе...

Спорщик почти докурил трубку:

- Что? Я слышу имя традиционалиста Юлиуса Эволы? А ну слезай с коня! - его борода смеётся, - национализм свойственен простонародью, поклоняющемуся культу Матери-Земли. Национализм - путь черни, писал Эвола. Низкая теллурическая идея, противоположная вертикальной нордической Традиции. В общем - полная чушь, но раз тебе нравится, то почему ей не соответствуешь?

Он говорит складно, как сладкоголосый мурза. У него какой-то врожденный дар ориентирования в идеологическом шторме. Да и сам Сырок похож на бывалого морского волка со своей дымящей трубкой, мощной грудью, почти рвущей рубашку, бородой и глазами... своими февральскими глазами, зачем-то напряженно смотрящими в окно.

- Ты не подумай, что кто-то хочет тебя обидеть, - продолжает Сырок, - но просто националисты будут ещё двадцать лет бессмысленно маршировать с флагами и придумывать окаянных злодеев, мучающих русский народ. То царизм, то большевизм, то советизм, то олигархия. Это ведь кучка обиженных людей, которым в детстве не дали соски.

- И в чём тогда выход? - пытаюсь я подобрать оскорбление позабористей.

Сырок пожимает плечами:

- Да ведь известно в чём. Сдохнуть, как камикадзе, чтобы выйти за грань. Освободиться от человека. Воспарить духом ввысь. Стать вихрем... ну или просто убить какого-нибудь козла. Ведь русский человек, прежде всего русский, а потом уже человек. Необходимо начать производить новые смыслы, глубоко национальные в своей сути, но которые не будут равняться на германский или американские образцы. Вот что нужно! Но кто этим занимается? Никто! Поэтому лучше, конечно, сдохнуть. Да притом как можно скорей.