А завтра тебя нет.
Твое имя вычеркивают из записных книжек. На паркете видят, что тебя нет среди них, и поэтому каждый делает вывод, что ты вообще не существуешь на свете.
Даже старухи за оградой биржи и те уже знают, что тебя больше нет. Ты даже не человек, ты — ничто. Пустое место.
Фирма Каульман находилась на вершине триумфа.
Господин Феликс и его задушевный друг аббат во время полуденного отдыха, окутавшись клубами душистого сигарного дыма, строили сверкающие воздушные замки.
— Завтра на бирже будет предложен папский заем под венгерские церковные владения, — сказал Феликс.
— Завтра я получу из Вены посвящение в сан епископа Трансильвании, — сказал аббат Шамуэль.
— Денежные тузы вложат миллионы в этот заем.
— Папа дал свое благословение, и кардинальская мантия, можно считать, уже моя.
— Магнаты-легитимисты недовольны тем, что женщина, которая носит мое имя, выступает на подмостках. Это может поставить под угрозу церковный заем.
— Тебе нетрудно развестись с ней.
— Мне она больше не нужна. Завтра же разъясню ей истинное положение дел.
— Говорят, князь Вальдемар приехал в Париж.
— Поговаривают, будто он приехал вслед за прекрасной дамой.
— Может быть, он намерен помешать нашим финансовым операциям?
— На подобные действия он больше не способен. Оппозиционная партия замолкла надолго — слишком чувствительно было ее поражение с бондаварским акционерным обществом и железной дорогой. Следовательно, он только ради Эвелины приехал в Париж. Он совершенно без ума от нее. Говорят, куда бы ни ехала Эвелина, он повсюду следует за ней. В гостиницах, где останавливалась Эвелина, Вальдемар подкупает лакеев, чтобы занять тот же номер, с той же постелью, в которой спала Эвелина, подкупает горничных, чтобы вымыться в той же самой ванне, которой раньше пользовалась Эвелина.
— Высшая степень безумия! А мадам не терпит его.
— Тем хуже для нее.
— Князь Тибальд едва ли сможет долго содержать ее.
— Я постарался так устроить его финансовые дела, что он едва ли протянет еще года два до предъявления иска.
— Если только новоиспеченный зять не возбудит судебного дела об опеке над ним.
— Об этом уже поговаривали, когда мы уезжали из Вены.
— Не скажется ли это отрицательно на бондаварских делах?
— Никоим образом. Акции выданы ему под залог бондаварского имения, а оно-то как раз свободно от долгов. О, бондаварское предприятие стоит на твердом, как алмаз, фундаменте.
В это время с телеграфа для обоих господ принесли известия. В адрес Каульмана приходили также и письма господину аббату от его венского корреспондента.
— «Lupus in fabula!»[169] — воскликнул, вскрыв первую телеграмму, Каульман и протянул ее аббату.
Аббат прочел:
«Князь Тибальд Б. на основании судебного иска взят под опеку».
— Бедняжка Эвелина! Теперь ей не поздоровится! — с циничным сожалением заметил Феликс.
Священник тоже вскрыл свою телеграмму и мгновенно пробежал ее глазами.
— И мне тоже!
Он протянул телеграмму Феликсу.
Там были следующие строки:
«Все министры подали в отставку. Император ее принял. Кабинет меняется».