Ангела, раскрыв веер, равнодушно обмахивалась им.
— Что я могу сделать! Разве я независима?
— Нет, но вы повелительница.
— Кем же я повелеваю?
— Графиня, вам стоит сказать слово, и венский зеленый дворец со всем, что в нем есть, переселится в Пешт. Здешнему нашему обществу необходим глава, который там живет сейчас в полном бездействии. Это ваш дед, который вас обожает. Одно ваше слово способно совершить поворот во всем нашем существовании. Одно ваше слово, и князь Тибальд переедет в Пешт.
Графиня Ангела резко захлопнула веер, опустила на колени руки и устремила сверкающий гневом взгляд на Ивана.
— Вам известно, что то, о чем вы сейчас упомянули, мне так отвратительно, что каждого, кто заговаривает об этом, я награждаю ненавистью?
— Известно, графиня.
— Чем же вызвана смелость, с которой, зная все, вы заводите об этом разговор?
— Могу сказать, графиня. Вашу и мою семью соединяют старинные связи.
— О! Это что-то новое. Никогда не cлыхала.
— Верю! В то самое время, когда один из ваших предков был кардиналом, мой предок был патакским пастором. Не стану объяснять вам, графиня, разницу между ними. Эта разница в конце концов стала причиной того, что кардинал отправил патакского пастора на галеры. Ему стоило сказать лишь одно слово, которого требовал кардинал, и он был бы освобожден! Это слово «abrenuncio».[124] Он его не произнес. Когда его заковывали в железо, ибо рабов на галерах приковывали к скамьям цепями, ваш предок, кардинал, сначала метал гневные молнии, а потом со слезами на глазах умолял пастора сказать это слово «abrenuncio». Мой предок отказался. «Non abrenuncio».[125] Сейчас и в меня мечут такие же молнии, графиня, и я повторяю те же слова: «Non abrenuncio». Вот какая связь между двумя нашими семьями. Вы поступите со мной так же, как кардинал с моим предком?
Графиня Ангела, сжав в кулаке смятый веер и широко раскрыв глаза, яростно стиснула свои прекрасные жемчужные зубы и прошептала:
— Жаль, что прошли те времена! Будь я на месте моего предка, я приказала бы забить вам под ногти раскаленные гвозди!
Услышав ее ответ, Иван громко рассмеялся. Минутой позже рассмеялась и графиня Ангела.
Это было смело — смеяться прямо в сверкающие злостью глаза, однако это было хорошим ответом на ее гнев. Сама графиня нашла, что тут есть над чем посмеяться.
Потом она строптиво отвернулась и села.
Иван оставался возле нее.
Тем и хорош котильон, даже венгерский, что, если и захочешь, нельзя оставить друг друга. В это время к Ивану подошел молодой джентльмен, из тех, что обычно молча стоят возле карточных столов, и шепнул ему:
— Эдэн просил передать, чтоб ты вернулся. Он проиграл все деньги, которые ты ему оставил.
— И хорошо сделал, — ответил Иван, вынимая из кармана бумажник и протягивая его молодому джентльмену. — Передай ему, будь любезен, пусть и эти проигрывает.
А сам остался возле Ангелы.
Она даже не повернула к нему головы.
А котильон все продолжался. Распорядитель танцев граф Геза хотел показать, что в венгерский котильон можно ввести все фигуры вальса, и эта демонстрация потребовала около двух часов. Иван выдержал до конца.
Ангела больше не сказала ему ни слова.
Когда подходила их очередь танцевать, она опускала ему на плечо голову, брала его руку, дыхание ее касалось его лица; когда они возвращались на место, она садилась и отворачивалась от него.
Котильон окончился, появился граф Эдэн и сообщил Ивану, что столь долгий танец стоил ему ровно тысячу форинтов. Иван пожал плечами.
А Эдэн спросил у своей прелестной сестры:
— Ты, как видно, совсем присвоила себе магнетического рыцаря?
Ангела досадливо передернула красивыми плечами.
— Ах! Этот человек мне в тягость!
После слов «этот человек мне в тягость» отношение общества к Ивану совершенно изменилось.
Магнетического рыцаря сразу стали считать не веселым малым, а назойливым парвеню.
Ангела не сказала больше ни слова, но этого было достаточно, чтобы все сделали выводы.
Некоторые люди низкого происхождения часто без всякого основания с тщеславным самодовольством неверно понимают снисходительность и милость высокопоставленных и титулованных особ. Таких невеж необходимо наказывать. Дерзкие мечты не для них.
Иван был причислен к разряду подобных невеж.
Смешной человек, не сумевший понять, что ему, доморощенному ученому, досталась всего лишь подачка от знатной дамы-патриотки, и возомнивший себя равным ей.