Однажды, под конец сентября, Барнс отлип от кресла и отправился к разбитому «крайслеру». Дурацкие книги взял с собой. Я прямо онемел от изумления.
Как ни странно, к вечеру он вернулся в сторожку. Книги тоже принес. И потом целую неделю зудел, уговаривал меня сходить с ним еще раз. Мол, надо его прикрыть, пока он там будет что-то проверять. Я хотел было напомнить, что пока он тут себе задницу отсиживал, я по округе шастал без прикрытия, но все-таки смолчал. В конце концов он меня уболтал. Точно не скажу, почему я согласился, — наверное, решил, что, может быть, после этого Барнс все-таки уяснит, что теперь и как.
В тот день солнца не было. Во всяком случае, так казалось. И неба тоже. Густой туман висел над озером и над дорогами в долине, делая их похожими на пересохшие русла рек. Пикап пробивался сквозь туман, шины шелестели по мокрому асфальту, галогенные фары рассекали белесую мглу и пятна мрака среди деревьев.
Я всматривался в пятна мрака, но ничего подозрительного в них не замечал. А вот в кабине пикапа было слишком тихо. Мы с Барнсом не разговаривали. Обычно я бы только радовался, но не в тот день. Тишина меня напрягала. Ладони, сжимавшие руль, вспотели. Не знаю почему. И так продолжалось до тех пор, пока мы не вышли из пикапа на 14-е шоссе.
На этом участке дороги ничего не изменилось. На асфальте по-прежнему валялись трупы: дорожники и тварь, похожая на медведя, которая заглотила одного работника живьем. Видно было, что их глодали стервятники, крысы и прочие зверюшки, а летняя жара вплавила трупы в асфальт, да так, что их теперь оттуда не отскрести. Впрочем, до мертвецов никому дела не было.
Даже Барнсу. Он направился прямиком к «крайслеру» и вытащил из-за руля труп водителя. Тело повалилось на дорогу, как охапка хвороста. Видок был тот еще. Вороны исклевали ему лицо, оборвали губы, похожие на рыбьи потроха. На продубленной солнцем коже лица все еще виднелись шрамы выцарапанных слов, но теперь их испещряли дырочки от клювов, словно вороны пытались дополнить слова многоточиями.
Барнс схватил мистера Рыбьи Потроха за галстук и выволок на дорогу, туда, где должна была проходить разделительная полоса.
— Готов? — спросил он.
— К чему?
— Если я все рассчитал верно, то через пару минут вселенная присядет на корточки и отгрызет кусок. Здоровенный такой кусок яблока — начиная вот с этого и заканчивая всеми остальными.
— Это в книгах так написано?
— Ага, — сказал Барнс. — И много еще чего.
Ответа я не понял, но заткнулся. И стал на страже.
Мистер Рыбьи Потроха лежал, свернувшись приплюснутым клубком. Барнс вытащил из кожаного чехла нож для свежевания кожи и начал разрезать одежду на трупе. Я понятия не имел, зачем это ему. Через минуту голый труп оскалился на нас заточенными зубами на безгубом лице.
Барнс опустился на колени и начал читать.
Сначала по книге. Потом по коже мистера Рыбьи Потроха.
Слова звучали, как измельчитель отходов, запущенный в обратную сторону. Я не понимал ни единого. Вначале Барнс тихо шептал в туман, потом заговорил все громче и громче. А потом начал выкрикивать слова, вопить и визжать, будто проповедник из преисподней. За четверть мили было слышно.
У меня заколотилось сердце. Я всматривался в туман, который становился все гуще. Ничего не разглядеть. Даже вплавленных в асфальт трупов не видно. Только я, Барнс и мистер Рыбьи Потроха, тесным кружком посреди 14-го шоссе.
Сердце кузнечным молотом бухало в груди, не успевая за гулкими ударами слов и слогов. Я попытался успокоиться, убеждал себя, что это все из-за проклятого тумана. Я не знал, что он скрывает. Может быть, в двадцати шагах от меня стоит вывернутый наизнанку гризли, а мне и невдомек. А может, там затаился восьминогий крысомордый паук, а я его не увижу, пока он мне голову не откусит. Даже если бы на меня несся минотавр со змеиными дредами, я бы не услышал топота копыт… Барнс орал так, что закладывало уши. Его голос разносил по долине слова, записанные в книгах, и слова, вырезанные на коже трупа, а я стоял в тумане, будто слепой, чувствуя, как они переполняют наш маленький мир, и на секунду осознал, каково было кровомордым в паутинных коконах.
А потом все стихло. Барнс закончил читать.
— Погоди, — сказал он. — Минуточку.
Я подождал. Мой заместитель отошел к «крайслеру» и пропал из виду. Слышно было, как он роется в машине. Потом по асфальту прошуршали его шаги, и он снова возник из тумана. Опустился на колени, занес над головой руки с зажатым в них кованым трезубцем, тем самым, который мы нашли в день аварии, и с размаху вонзил его в грудь мистеру Рыбьи Потроха.