Сильвио Бенавидиш нахмурил брови. В темной комнате стало как будто еще темнее.
— Что вас заставляет так думать?
— Говорю же тебе: интуиция.
«С», «Т», «У», «Ф»… Лоренс Серенак сделал по комнате несколько шагов, затем вытащил из кармана три фотографии, выбрал из них ту, на которой была запечатлена Стефани Дюпен, и бросил на стол, рядом с гипсовым слепком. Бенавидиш смотрел на него инквизиторским взглядом.
— Точно я ничего не знаю, — продолжил инспектор. — Просто взгляд — слишком пристальный. Просто рукопожатие — слишком крепкое. Такое ощущение, будто человек взывает о помощи. Ну вот, теперь тебе все известно.
Бенавидиш подошел к нему поближе. Ростом он был ниже Серенака.
— Крепкое рукопожатие… Призыв о помощи… Вы уж меня простите, патрон, но вы сами говорили, что вы за полную откровенность. Так вот, у меня ощущение, что у вас в голове каша и что вы несете чепуху.
Сильвио схватил со стола фотографию и долго рассматривал изящную фигурку Стефани Дюпен, шагавшей рядом с Морвалем.
— В конце концов я могу вас понять, патрон. Но не требуйте, чтобы я с вами согласился.
ДЕНЬ ПЯТЫЙ
17 мая 2010 года
(Кладбище Живерни)
ПОХОРОНЫ
17
Лил дождь. В Живерни во время похорон всегда льет дождь.
На сей раз дождь был мелкий и холодный.
Перед могилой я стояла одна. Из-за кучи перекопанной земли картина напоминала заброшенную стройку. По мраморной доске тонкими струйками текла вода. По надписи: «Моему мужу. 1926–2010».
Отойдя к серой бетонной стене, я укрылась от дождя. Кладбище Живерни расположено на склоне холма, сразу за церковью, и террасами поднимается вверх. Чем выше — тем свежее могилы. Покойники потихоньку «догрызают» холм. Самых знаменитых и богатых еще хоронят внизу, поближе к церкви. Поближе к Моне.
На лучших местах!
У них своя тесная компания, в которую не пускают чужаков. Меценаты, коллекционеры, более или менее известные художники выкладывают гигантские суммы, чтобы навеки упокоиться здесь.
Уроды.
Можно подумать, что в полнолуние они устраивают тут свои призрачные вернисажи. Я обернулась. В самом низу, на другом конце кладбища, хоронили Жерома Морваля. Аккуратная могила, красивое надгробие. И местечко самое что ни на есть козырное — по соседству со всякими Ван дер Кемпами, Ошеде-Моне и прочими Боди. Там собралась вся деревня — ну, или почти вся. Человек сто, не меньше. Все в черном, с непокрытыми головами. Или под зонтиками.
Сто плюс один. Один — это я. На другом конце. Кому какое дело до смерти старика или старухи? Если хочешь, чтобы тебя оплакивали, пожалуй, имеет смысл сдохнуть молодым, в расцвете сил. Даже если ты — последняя сволочь, о тебе будут скорбеть. Кто первый, того и сапоги. На моего мужа кюре потратил хорошо если полчаса. Кюре у нас молоденький, родом из Гасни. Я его раньше не видела. Зато Морваля отпевал епископ из Эврё! Говорят, дальний родственник его жены. Церемония затянулась почти на два часа.
Догадываюсь, что вам это кажется удивительным. Двое похорон на одном и том же кладбище, на расстоянии нескольких десятков метров и под одним и тем же упорным дождем. Вам не нравятся такие совпадения? Они представляются вам слегка натянутыми? Тогда послушайте, что я вам скажу. Нет никаких совпадений. В череде случившихся событий нет ничего случайного. Напротив. Каждый элемент на своем месте, и все рассчитано с точностью до минуты. Каждый фрагмент этой преступной мозаики является частью цельной картины. И, клянусь вам могилой мужа, остановить лавину никто уже не в силах.
Я подняла голову. Отсюда, сверху, вид на происходящее открывается такой, что аж дух захватывает.
Патрисия Морваль стоит перед могилой мужа на коленях. Безутешная вдова. За ее спиной — Стефани Дюпен. Лицо серьезное, глаза заплаканные. Ее держит под руку муж. Суровый взгляд, кустистые брови, мокрые от дождя усы. Вокруг них толпятся люди — родственники, друзья, незнакомцы. Инспектор Серенак тоже пришел. Стоит чуть поодаль, ближе к церкви, неподалеку от могилы Моне. Епископ заканчивает произносить надгробную молитву.
В траве — три плетеные корзины. Каждый берет из них по цветку и бросает в разверстую могилу: штокрозы, ирисы, гвоздики, сирень, тюльпаны, васильки… Кошмар. Только Патрисии Морваль могла прийти в голову эта идея. Как будто солнце хоронят.
Даже Моне до такого не додумался бы…
Им хватило деликатности изваять на гигантской гранитной доске серую кувшинку.