Надир поднялся с ковра, выступил вперед и, прижав правую руку к сердцу, низко поклонился муфти:
— Саиб, я желал бы отвечать вам первым!
— Сделай милость, сын мой, говори…
И тогда в наступившей тишине зазвучал взволнованный голос Надира:
— Как только я увидел Амаль, саиб, чаша моей жизни наполнилась счастьем!.. Сердце мое стонало от горя, днем и ночью я думал только о ней и в отчаянии бился за свое счастье. Немало перенес я обид и насмешек. И вот наступил час моей радости, и добро восторжествовало над злом! — Надир облизал запекшиеся от волнения губы и с лихорадочной поспешностью продолжал: — Сейчас, когда наше счастье с Амаль уже в наших руках, я осмеливаюсь при всех заявить: я готов жизни не щадить, крови не жалеть ради счастья моей невесты, ради ее покоя… Готов таскать камни, рубить деревья, сносить скалы с пути ее жизни, чтобы никогда с ее лица не сходила улыбка радости! Навеки неразлучимы, как две звезды, мы будем всегда вместе. Она — моя роза, и я буду ее садовником, ее соловьем, воспевающим нашу дружбу и нашу любовь!
Надир умолк. Раскрасневшийся, возбужденный, он сделал поклон уважения муфти и отошел назад.
— Хвала тебе, сын мой! — провозгласил муфти. — Счастлива та девушка, которая посадит с тобой дерево дружбы! — И, протягивая дрожащую руку к поданной ему трубке кальяна, он обратился к Амаль. — А что скажет нам дочь садовника Саида?
Зульфия подтолкнула Амаль вперед.
— Достопочтенный отец мой, — заговорила она, дрожа от смущения. — Коли я вынуждена отвечать, то открою вам окно своего сердца. Когда-то оно и не мечтало о любви и всех влюбленных считало глупцами. Только теперь я узнала, что река любви течет у ног моего любимого, и я хочу прильнуть к ней. Моя любовь, саиб, цветет так же ярко, как цветет весною наш Лагман. Теперь у меня только одна тропа в жизни, эта тропа — любовь. Я признаюсь перед вами, саиб, что сердце Надира отныне служит для меня единственным утешением!
Словно задушевную песню, слушал муфти слова Амаль. Он отложил в сторону кальян, поднял руку и торжественно произнес:
— Только помни, дочь моя, аллах дал мужчинам преимущества перед женщинами. Мужу дается право в любое время отлучить жену от своего ложа. Поэтому, дочь моя, не делай ничего дурного, чтобы Надир не отвернулся от тебя!
— Никогда! — пылко перебил Надир. — Мы навсегда останемся сердечными друзьями…
Муфти бросил на Надира неодобрительный взгляд и поспешно провозгласил:
— Да исполнится то, что угодно всевышнему!
— Хак-асть![38] — громко подтвердили мирза Давуд и Фахрулла.
Закончив церемонию, муфти взял бумагу и начал составлять брачное свидетельство.
Тонкое камышовое перо, скрипя на глянцевитой гербовой бумаге, нарисовало ковер витиеватых арабских букв.
Полюбовавшись своим творением несколько мгновений, муфти поднял голову и подозвал Надира:
— Иди сюда, счастливый сын мой!
Надир подошел.
— Читать и писать не умеешь?
— Конечно, саиб, — со вздохом ответил Надир.
— Дай сюда твой большой палец.
Став на колени, Надир протянул ему палец. Муфти смазал его тушью и приложил в конце страницы. Затем пригласил Амаль.
Девушка, опустив глаза, робко подошла.
— Читать и писать тоже не умеешь?
— Нет, саиб…
— Ну, для женщин это и не обязательно… Подставь палец.
Намазав и ее палец тушью, он указал на бумагу, и дочь садовника прижала его рядом с отпечатком пальца Надира.
Муфти не сразу отпустил Амаль. Подняв на нее свои старческие глаза, он заговорил:
— Знай, дочь моя, вокруг красивых девушек всегда увиваются стаи дьяволов. Приняв личину ангелов, они толкают их к неприглядным поступкам. Чтобы не попасть в их злые сети, помни аллаха и следуй его наставлениям! Знай: ничто так не оскорбляет мужа, как измена! Да будет с тобой воля аллаха! Бойся, дочь моя, тройного развода[39], трепещи его как огня!..
Слушая священника, Амаль думала: «Ах, скорее бы вернуться в Лагман! Упиться звоном резвящихся меж скал ручейков, насладиться пением птиц, увидеть, наконец, те черные розы, которые выпили жизнь отца».
Отпустив Амаль, муфти воздел руки и начал молитву. «Иллахи-аминь!» — приговаривал он после каждой фразы. «Иллахи-аминь!» — повторяли за ним остальные. Чтобы придать брачному акту силу законности, муфти, закончив молитву, протянул листок мирзе Давуду и Фахрулле на подпись. Едва муфти успел приложить печать к документу, как в приемную вошел тот самый пожилой афганец, который собирал во дворе деньги на свадьбу Надира. В руках у него был легкий зеленый поднос с аккуратно сложенной пачкой денег и кучей разноцветных конфет-лепешечек. Сделав общий поклон, афганец подошел к Надиру.
39
По законам шариата, чтобы развестись, достаточно мужу трижды повторить жене: «Ты разведена!» — и жена обязана покинуть его дом. Отсюда и пошло выражение: «тройной развод».