Свердлов призвал к организации, к сплочению сил рабочего класса, к записи в продовольственные отряды и в Красную Армию.
И когда он спросил, кто за хлебную монополию, поднялся лес рук.
Такой же лес рук поднялся, когда молоденький рабочий, щуплый, слабенький, вспрыгнул на бочку и звонким срывающимся голосом предложил завтра всем рабочим явиться на, работу, а всякого неявившегося осудить, как сознательно выступающего против рабочего класса и играющего на руку контрреволюции.
Об Афанасьеве все забыли и даже не заметили, как его увезли туда, откуда привезли.
На этом и закончилось собрание. Обступив Свердлова, люди медленно двигались к воротам.
Вдруг откуда не возьмись появился рыжий вихрастый мальчишка, настоящий Степка-Растрепка из детской книжки.
— Товарищи! — закричал он. — К нам на Симоновку Ленин приехал! Айда скорее!
Бегом, наперегонки, все кинулись за ним. Бежать пришлось не близко.
Был тогда такой обычай: каждую пятницу Московский комитет партии проводил по рабочим районам и по фабрикам и заводам открытые митинги, на которых выступали виднейшие большевистские ораторы. Темы для митингов выбирали самые острые, волновавшие широкие народные массы. В пятницу 28 июня такой темой была «Гражданская война».
В длинной столовой завода АМО[5] набилось больше двух тысяч рабочих из Симоновской слободы. Слово было предоставлено товарищу Ленину. Когда отгремели первые приветственные рукоплескания и Ленин начал говорить, по толпе будто пробежала волна. Гребень этой волны поднялся сперва неподалеку от трибуны, так в третьем-четвертом ряду, и побежал, побежал к задним рядам. Толпа поднялась, стала выше. Это один ряд за другим привставал на цыпочки, чтобы лучше видеть и слышать Владимира Ильича.
Ленин в этот день, видимо, много говорил, голос у него был утомленный, но стояла такая тишина, что его было слышно в самых дальних рядах. Он говорил, что сегодня тяжело, но завтра будет еще тяжелее; что впереди война, кровавая война, и хотя война вообще противна стремлениям партии коммунистов, но партия зовет рабочих на эту войну, ибо это война священная, война гражданская, война рабочего класса против его угнетателей.
…Я стояла возле той женщины, которая сегодня днем, всего несколько часов тому назад, впереди делегации бастующих рабочих фабрики Жако ворвалась в кабинет Свердлова. Тогда лицо ее дышало гневом. Потом, во время речи меньшевика Афанасьева, я видела это лицо другим — сердитым, недоумевающим.
И вот теперь, слушая Ленина, я поглядывала на нее. Она скинула свой платок, и я увидела русскую красавицу с глубокими серыми глазами и широким разлетом темных бровей.
То ли от усталости, то ли от волнения, она была сейчас очень бледна. Внимательно, в страстном напряжении слушала она Ленина. Как вспыхнуло это прекрасное лицо, когда Ленин сказал:
— Народ устал, и его, конечно, можно толкнуть на какое-либо безумие… ибо народ в своей массе темен.
Сколько раз я уже слушала Ленина, сколько раз за последние недели он говорил и о надвигающемся голоде, и о необходимости поднять деревенскую бедноту, чтобы взять хлеб у кулаков, и всегда он находил новые слова, новые образы, самые близкие, самые доступные тем людям, к которым он обращался в данную минуту.
И хотя эти люди слышали от него, что их ждут впереди новые трудности, новая борьба, новые жертвы, что за победу им придется отдать все, — может быть, даже жизнь, — чувство огромного светлого счастья наполняло их души. Все становилось нестрашным, нетрудным, лишь бы победила революция! И с какой потрясающей силой звучал в такие минуты «Интернационал»!
Утром 2 июня окончательно определился провал той всеобщей забастовки, которую пытались устроить меньшевики. В кабинете Свердлова каждые несколько минут звонил телефон: ему сообщали, что рабочие повсюду вышли на работу. Кое-где, правда, помитинговали — и все!
В начале одиннадцатого снова зазвонил телефон. Далекий, невнятный голос что-то кричал. Можно было разобрать лишь слово «пожар!».
Я бегом побежала на крышу «Метрополя». Небо было в легких белых облаках. Только в той стороне, где находится Симонова слобода, оно казалось сероватым. И вдруг на этом сером фоне взметнулся вверх огромный столб дыма и пламени и донесся глухой взрыв. Белые кудрявые облака окрасились снизу огненно-красным, а потом утонули в дымной мгле.