Выбрать главу

4 аутодафе ((исп.) auto de fe) – торжественная религиозная церемония, включавшая в себя процессии, богослужение, выступление проповедников, публичное покаяние осужденных еретиков, чтение их приговоров, а также и сама процедура приведения приговора в действие, главным образом публичное сожжение осуждённых на костре.

5 (лат.) actus fidei – акт веры.

6 Орден иезуитов («Общество Иисуса», «Орден Святого Игнатия») возник по необходимости, для борьбы с еретиками – реформаторской церковью, захлестнувшей Старый Свет, чем продиктована дата его появления. Так же, одной из главных причин возникновения «Общества Иисуса», являлись новые методы ведения «войны» с неверными, которые предложили Риму иезуиты.

7 Реформаторская церковь или Протестанти́зм (от (лат.) protestatio – торжественное заявление, провозглашение, заверение; в отд. случаях – возражение, несогласие) – одно из трёх, наряду с православием и католицизмом, главных направлений христианства, представляющее собой совокупность независимых церквей, церковных союзов и деноминаций. Происхождение протестантизма связано с Реформацией – широким антикатолическим движением XVI века в Европе. Протестантизм возник в Старом Свете в первой половине XVI века как отрицание и оппозиция средневековым институтам Римско-католической церкви в ходе Реформации, идеалом которой было возвращение к апостольскому христианству.

ГЛАВА 6 (100) «Гнев Божий»

ФРАНЦИЯ. ПАРИЖ.

Ранним утром, не предвещавшим ничего дурного, напротив обещающим приятную встречу с прелестной особой, разгневанный Буаробер вернулся из аббатства святой Женевьевы, если конечно недовольство, брюзжание и некоторое раздражение, подпадают под определение гнев. Шумной, суетливой походкой, не предрекающей ничего хорошего для тех, кто попадется на его пути, приор добрался до улицы Сен-Дени, когда услышал, приблизившись к месту собственного обитания, где-то там, со стороны Шарантона, раскат грома, что показалось Лё Буа, определяющим фактом для принятия решения.

В это самое время, здесь же, на улице Сен-Дени, в доме, куда направлялся наш «веселый аббат», пройдоха Дордо, сим прекрасным летним утром решил потешить свое брюхо одним из излюбленных блюд, впрочем, в надежде утаить сие прегрешение от всевидящего взора Всевышнего. Нет-нет, не подумайте ничего дурного, просто Дордо в пятницу, в постный день, задумал полакомиться омлетом с салом, пока сего не видят ни Господь, ни праведник Франсуа, отправившийся час назад в Латинский квартал.

И вот, никогда не являвшийся стойким последователем церковных устоев, толстяк Теофраст, уселся за стол, где в медной сковороде, источая чарующие и сковывающие волю запахи, нежился горячий омлет, щедро усеянный кусками лоснящегося сала, томясь в ожидании ненасытного гурмана. Повязав салфетку, чему научился не так давно, капрал, с вожделением глядя на сладостный плод греха, наколол на вилку, жироточащий ломтик сала. Но не успел он ещё положить на язык первый кусок, как за окном, прогремел раскат грома, откуда-то с юга, со стороны Шарантона. Дордо вздрогнул, переводя испуганный взгляд то на омлет то на небо, сквозь отворенное окно. Наконец решившись, а решительность, как мы помним, никогда, не покидала бравого капрала, с невероятными усилиями переборов себя, он со словами, «Господи, уж больно ты мелочен!», выбросил лакомство за окно.

В это миг, Буаробер, переполняемый обидой, и от этого в отчаянии сорвавший с себя шляпу, подошел к двери собственного дома, как услышав шлепок, почувствовал прикосновение к макушке чего-то горячего и жирного, свалившегося на его бедную голову с неба. Устремив пылающий взор вверх, на распахнутое над дверью окно, за которым располагалась комната слуги, Лё Буа враз догадался о произошедшем.

С прилипшими к волосам остатками омлета, приор, ворвавшись в приливах ярости на просторную кухню, где маялся голодный капрал, воскликнул:

– Это вот что?! Что я тебя спрашиваю?!

Верещал он, указывая на кусочки снеди, видневшейся на поблескивающих жиром волосах. Истерзанный голодом Дордо, от чего испытывающий не меньшее недовольство, чем хозяин, раздраженно завопил:

– И ты смеешь это говорить мне?! Мне тому, кто вот-вот упадет в голодный обморок?!

Подобная наглость принудила по натуре спокойного и терпеливого приора выйти из себя.

– Голодный обморок?! Я знаю твои обмороки, наступающие лишь после нескольких пинт1 кларета, влитых в твою ненасытную глотку в ближайших, грязных и отвратительных трактирах! И ты позволяешь себе, после всего, что случилось, своему благодетелю, человеку, потерявшему в схватке друга, нашего отважного Мартена, дерзить и пререкаться?!