Капитан был прав: положение бухарцев было незавидное, трон шатался основательно. Однако понимает ли это сам эмир? Теперь мне уже хотелось поскорее встретиться с ним.
19
В Бухару мы приехали в тревожный день. Весь город бурлил, как море при штормовом ветре. Лавки были закрыты, учреждения не работали, медресе тоже… Все жители города вышли на улицы.
На центральной площади — Регистане — стоял такой шум, что отголоски были слышны даже в домах на окраине города. В одном из таких домов разместились и мы. Двор, в глубине которого, в тени развесистых старых деревьев, помещался дом, был широкий, просторный. И самый дом был ему под стать — большой, двухэтажный; видно было, что он предназначается для приема особо важных гостей.
Представитель кушбеги, Мумин-бай, специально приставленный, чтобы обслуживать нас, посоветовал не выходить сегодня из дому. На наш вопрос, чем вызваны волнения в городе, Мумин-бай, поглаживая маленькой ручкой редкую козлиную бородку и заискивающе улыбаясь, ответил:
— Ай, в мире стало много смутьянов! В Новой Бухаре, в Чарджуе — большевики повсюду мутят народ. Сегодня требуют сокращения податей. Завтра дерут глотки, требуя освободить «томящихся в тюрьме». Каждый день — новое. Вот и сегодня с самого утра собрались на Регистане и подняли шум. А ночью на улицах расклеили бумажки, содержащие клевету на его высочество, светлейшего эмира. Вот, если угодно прочитать..
Мумин-бай вынул из кармана печатный листок, еще влажный от типографской краски, и протянул мне. Я взял его и пробежал глазами. Затем вернул бумагу Мумин-баю и спросил, уставясь в его хитрую, морщинистую мордочку хорька:
— Кто их распространяет?
— Гм! А вы как думаете? Разумеется, большевики. Кроме них, кто еще может провозглашать: «Да здравствует Ленин!»
— А разве нельзя наказывать их построже?
— Да наказывают. Вот и завтра двоих публично будут вешать.
— Двоих?
— Да… Оба как будто большевики.
Прочитав листок, поданный мне Мумин-баем, я сразу же понял — Арсланбеков в Бухаре. Листовка — изделие его людей. Об этом мы договаривались раньше. Как же его разыскать? Он, видимо, тоже разыскивает меня. Оставался один путь: послать Роберта и Дэвида в город. Может быть, они случайно встретят полковника и заодно ознакомятся с положением. Присоединив к ним Мумин-бая, я отправил их пройтись по городу. А сам, расположившись в отведенных мне комнатах, принялся намечать дальнейшие планы.
Постепенно мысли мои смешались, и я сам не заметил, как уснул. Проспал довольно долго и проснулся уже под вечер. Роберт и Дэвид давно вернулись с прогулки. Я немедленно вызвал их к себе и выслушал их доклад. Роберт, оказывается, ходил один. Перемежая, как обычно, свой рассказ шутками и смехом, он сообщил:
— Его высочество эмир нашел дичь по соседству. Будьте покойны, на охоту вы не поедете.
— Почему?
— О-о! В городе такой шум… Шестеро убитых, десятки раненых. Трупы до сих пор лежат на Регистане. Эмир отдал приказ: «Не убирать до самого вечера». А завтра повесят еще двоих. Недаром говорят: «Одна искра может испепелить целый город». Все началось с пустяков. В медресе Мир-Араб один из талибов сочинил не очень лестные стихи про эмира. Переписал в нескольких копиях и расклеил на стенах медресе. Об этом узнала полиция. Допросили по одному всех талибов. Никто не признался. Троих талибов бросили в зиндан. Талибы встали на защиту своих товарищей. Послали представителей в другие медресе и договорились собраться сегодня на Регистане, чтобы подать жалобу эмиру. Ремесленники и торговцы из соседних лавок и мастерских тоже присоединились к ним. А эмир, оказывается, был страшно рассержен. Он прочитал листовку, которую распространили ночью. Ну, ту, что показывал Мумин-бай, — и пришел в неописуемую ярость. Отдал приказ начальнику охраны — расстрелять собравшихся на Регистане. Тот выполнил это незамедлительно..
Дэвид в основном повторил Роберта. Только что он видел капитана Кирсанова. По словам капитана, полковник Арсланбеков прибыл в Бухару вчера утром. Вместе с ним приехали генерал Боярский и полковник Кирюхин. Кирсанов сообщил, что они остановились в доме служащего русского государственного банка Яхневича. Он интересовался, где остановился я, но Дэвид ответил неопределенно: мол, точно еще неизвестно.
За обедом и чаем мы обменялись мнениями о предстоящей встрече с Арсланбековым и его спутниками. Этой встрече я придавал большое значение. Уточнив, какими военными силами располагаем, мы должны были наметить план решительного наступления на большевиков в Туркестане. Составить такой план было нелегко. Противники большевизма преследовали самые различные цели, подчас прямо противоположные. Надо было всех их подчинить одной дирижерской палочке.
Мы проработали до самых сумерек, совещаясь, набрасывая варианты. Кое-что перенесли на бумагу. Когда мы уже заканчивали и собирались ужинать, пришел Арсланбеков. Лицо у него было веселое, темные глаза искрились улыбкой. На нем был тонкий полосатый халат, белая чалма, на ногах — меси[63]. Он поздоровался со мной радостно, как со старым приятелем:
— Приехав в Ташкент, я тоже заболел. Целую неделю провалялся. Думал, уж не тиф ли? Слава богу, обошлось. Оказалось — простуда, но очень сильная. Ну, чтобы больше не болеть и вам и мне! — закончил он, еще раз крепко пожимая мне руку.
Мы поужинали вчетвером. Полковник сообщил о положении в Ташкенте. С беспокойством говорил о том, что убийство Шаумяна и его товарищей вызвало сильное волнение в городе и что большевики теперь, возможно, тоже ответят террором. Я пытался объяснить ему, что его тревога напрасна, что убийство комиссаров — вещь вполне возможная при нынешних обстоятельствах. Но Арсланбеков не согласился со мной, сказал, что это событие может принести вред нашей политике в Туркестане. Я изобразил на лице удивление:
— Какое отношение мы имеем к этому делу? Убивали люди Закаспийского правительства. Надо полагать, они предварительно взвесили всесторонне возможные последствия. И потом, давайте подойдем к вопросу реалистически. Большая группа опытных, закаленных в борьбе большевиков вдруг оказалась у вас в тылу. А вы, допустим, человек, отвечающий за судьбы страны. Командующий войсками… Как бы вы поступили?
Полковник промолчал. Я продолжал:
— Речь идет не о простых сошках, а об известных большевиках, прошедших, как говорится, огонь и воду. Кто такой Шаумян? Правая рука Ленина на Востоке. И товарищи его — тоже известные большевики. Появление их в Красноводске, в пашем тылу… По-моему, это не менее опасно, чем целый большой десант.
— Все равно нельзя было убивать разом всю группу, — возразил Арсланбеков. — Вы сами знаете, я — сторонник решительной борьбы с большевиками. Но и в этом деле следовало соблюсти осторожность. Зачем расстреливать сразу двадцать шесть человек? Неужели нельзя было посадить их в тюрьму и уничтожать по одному?
— Это другой вопрос…
Тут я был согласен с полковником. В самом деле, зачем расстреливать сразу двадцать шесть человек? Такая грубая работа неизбежно должна вызвать недовольство среди населения. Допустим, революция победила в Индии, и власть захватили большевики. И вот они уничтожают целую группу наших видных деятелей, начиная с вице-короля… Разве не поднимет это на ноги всю Великобританию? Конечно, поднимет.
Я попробовал поймать полковника на его же словах:
— Если бы наши знали, то не допустили бы такой неосторожности. По-видимому, не знали.
— Нет, они все знали. Фунтиков лично- говорил с капитаном Тиг-Джонсом. А тот советовался с Мешхедом. Ваши участвовали и при расстреле комиссаров.
— От кого вы это слышали?
— Рассказывал наш человек, прибывший из Асхабада. А ему рассказал Дохов.
В разговор вступил капитан Дейли:
— Может быть, и покушение на Ленина тоже считают нашим делом?
Арсланбеков, сильно дымя папиросой, ответил:
— Этого я не знаю… Скажу, однако, что и это было несвоевременно. Ленин, конечно, первый среди большевиков, организатор революции. Но все равно убийством одного человека нельзя преградить путь революции, напротив, большевики тогда еще больше усилят пропаганду. Ленина надо убить… Но знаете когда? — Полковник снова задымил папиросой и пристально посмотрел на капитана. Видя, что тот не отвечает, продолжил: — Когда начнется решительный штурм твердыни большевизма. Вот тогда, если удастся, нужно прежде всего взять на мушку Ленина и его близкое окружение. А нынешняя попытка… Она только усилит бдительность большевиков, заставит их предпринять контрмеры.