Путники не останавливались, чтобы полюбоваться цветами и птицами. Они шли быстро, отыскивали тропки, проложенные дикими зверями или местными жителями, стараясь поскорее выбраться из этого хаоса растительности и увидеть Маракайбо.
Корсар снова стал задумчив и мрачен, каким он был у себя на корабле или во время пирушек на Тортуге.
Завернувшись в широкий черный плащ, надвинув шляпу на глаза и не снимая левой руки с эфеса шпаги, хмурый, он шагал вслед за Кармо, не глядя ни на своих товарищей, ни на пленного, словно во всем мире был только он один.
Хорошо зная его привычки, флибустьеры остерегались задавать ему вопросы и отрывать его от размышлений. Самое большее, что они себе позволяли, — обменяться вполголоса между собой несколькими словами, чтобы посоветоваться, куда идти. Чем дальше углублялись они в заросли гигантских сипосов, высоченных пальм, якарандо и массараудубов, тем больше они прибавляли шагу, то и дело вспугивая стаи пташек, называемых трохилидами, или птицей-мухой, и отличающихся красивым оперением переливчатого синего цвета и огненно-красным клювом.
Они шли уже около двух часов, все больше ускоряя шаг, как вдруг Кармо, поколебавшись минуту и оглядев внимательно деревья и почву, остановился и показал Ван Штиллеру на заросли кустов кухейры — растения с кожистыми листьями, издающими неясные звуки, когда дует ветер.
— Это здесь, Ван Штиллер? — спросил он. — Мне кажется, я не ошибаюсь.
Почти в тот же миг из кустов донеслись нежные, мелодичные звуки. Казалось, кто-то играл на флейте.
— Что это? — спросил корсар, внезапно подняв голову и откинув плащ.
— Это свирель Моко, — с улыбкой ответил Кармо.
— А кто такой Моко?
— Африканец, который помог нам бежать. Его хижина где-то здесь поблизости.
— А почему он играет?
— Видно, обучает своих питомцев.
— Он что, заклинатель змей?
— Да, капитан.
— Но его свирель может нас выдать.
— Я отберу ее, а змей пустим погулять в лесок.
Корсар сделал знак следовать дальше, но на всякий случай обнажил шпагу, словно опасаясь неприятного сюрприза.
Найдя едва заметную тропинку, Кармо стал пробираться сквозь кусты, но вдруг, остановившись, испустил вопль, в котором слышалось удивление, смешанное с отвращением.
Перед лачугой с плетеными стенами, с крышей, покрытой большими пальмовыми листьями и полускрытой ветвями кухейры — гигантского растения, дающего плоды, подобные тыкве, — сидел человек могучего телосложения. Это был один из лучших представителей африканской расы, ибо отличался высоким ростом, широкими и крепкими плечами, могучей грудью, мускулистыми руками и ногами, несомненно обладавший огромной силой.
Несмотря на мясистые губы, приплюснутый нос и выдающиеся скулы, его лицо не было некрасивым. В нем светилась доброта и детская наивность.
Сидя на бревне, он наигрывал на свирели, сделанной из тонкой бамбуковой тростинки. Он извлекал из нее долгие мягкие звуки удивительной нежности и красоты. А у его ног плавно извивались восемь или десять опаснейших пресмыкающихся.
Среди них было несколько жарарак — небольших змей табачного цвета со сплюснутой треугольной головой на тоненькой шее и настолько ядовитых, что индейцы называют их «проклятыми», несколько черных очковых змей, называемых также «ай-ай» и обладающих почти моментально действующим ядом, гремучие змеи, или змеи-колокольчики, несколько уруту — змей с крестовидными полосками на голове, чей укус вызывает паралич части тела, которой они коснулись.
Услыхав возглас Кармо, африканец поднял огромные, блестевшие, будто фарфоровые, глаза, устремил их на флибустьера, а затем, отняв свирель ото рта, произнес с удивлением:
— Это вы?.. Опять здесь?.. А я-то думал, что вы далеко в заливе и испанцам вас не достать!
— Да, это мы, но… черт меня побери, если я сделаю хоть шаг в присутствии этих отвратительных гадов, которые тебя окружают.
— Мои зверюшки не причиняют вреда друзьям! — ответил негр со смехом. — Подожди минутку, белый кум, я их отправлю спать.
Он взял корзину, сплетенную из листьев, положил в нее присмиревших змей и аккуратно закрыл ее, привалив для надежности большим камнем.
— Теперь можешь без страха войти ко мне в хижину, белый кум, — сказал он. — Ты один?
— Нет, я привел с собой капитана моего корабля, брата Красного корсара.
— Черного корсара?.. Он здесь?.. Маракайбо содрогнется от страха!..
— Тише, добрый мой брат. Предоставь в наше распоряжение свою хижину, и ты об этом не пожалеешь.
В это время появился корсар с пленным и Ван Штиллером. Он помахал рукой в знак приветствия африканцу, ожидавшему его возле хижины, а затем вошел в нее следом за Кармо.
— Так это и есть тот человек, который помог тебе бежать? — спросил он.
— Да, капитан.
— Он, наверное, ненавидит испанцев?
— Так же, как и мы.
— Он хорошо знает Маракайбо?
— Как мы — Тортугу.
Корсар обернулся, чтобы взглянуть на африканца. Восхищенный мощной мускулатурой этого сына Африки, он сказал как бы про себя:
— Вот человек, который может мне помочь.
Обведя взглядом хижину, он увидел в углу грубо сплетенный из веток стул. Сев на него, он снова погрузился в раздумье.
Тем временем хозяин хижины поспешил принести несколько лепешек из маниоки — муки, приготовляемой из некоторых ядовитейших корнеплодов, которые, однако, при измельчении и сушке теряют свои ядовитые свойства, плоды аноны мурикаты, похожие на зеленые шишки, содержащие под чешуйчатой кожурой нежнейший беловатый сок, и несколько дюжин каких-то душистых плодов золотистого цвета, очень приятных на вкус и питательных.
Ко всем этим яствам он добавил еще тыкву, наполненную «пульке» — своего рода брагой, изготовляемой из агавы.
Трое флибустьеров, у которых за всю ночь не было во рту и маковой росинки, отдали должное приготовленному завтраку. Пленнику тоже кое-что перепало. Затем они кое-как устроились на кучах свежих листьев, которые африканец принес в хижину, и спокойно заснули, будто ничто им не грозило.
Моко, которому белый кум поручил сторожить пленного, хорошенько его связал и встал на страже.
В течение всего дня никто из трех флибустьеров не пошевельнул и пальцем, но, как только опустились сумерки, корсар резко приподнялся.
Он был бледнее обычного, а в черных глазах поблескивали огоньки.
Два или три раза он торопливо обошел хижину, затем, остановившись перед узником, сказал:
— Я обещал тебя не убивать, хотя имел полное право вздернуть тебя на первом же дереве в лесу; теперь ты должен мне сказать, как мне незаметно прокрасться во дворец к губернатору.
— Вы собираетесь его убить в отместку за Красного корсара?
— Убить!.. — воскликнул гневно флибустьер. — Я боец, а не убийца, ибо я — рыцарь. Вызвать его на дуэль куда ни шло, а убивать исподтишка — это не по мне.
— Губернатор стар, а вы молоды, и вам не удастся войти к нему в спальню не замеченным множеством солдат, которые его охраняют.
— Я знаю, что он смел.
— Да, как лев.
— Ну, тогда все в порядке, я надеюсь скоро с ним увидеться.
Обернувшись к флибустьерам, он сказал Ван Штиллеру:
— Ты останешься здесь охранять этого человека.
— Но с него достаточно африканца, капитан.
— Нет, африканец силен, как Геркулес, и он мне понадобится, чтобы нести тело моего брата. Пойдем, Кармо, выпьем по бутылочке испанского винца в Маракайбо.
— Тысяча акул!.. В такую-то темь, капитан!.. — воскликнул Кармо.
— А ты, никак, трусишь?
— Да с вами я готов хоть в преисподнюю, хоть к черту на рога, но боюсь, что вас схватят.
Насмешливая улыбка искривила тонкие губы корсара.
— Посмотрим, — сказал он. — Идем же!
Глава IV. ДУЭЛЬ
Маракайбо, население которого не превышало десяти тысяч душ, был в то время одним из наиболее важных городов, которыми Испания владела на побережье Карибского моря.
Расположенный в прекрасном месте, в южной оконечности залива Маракайбо, соединяющегося проливом с обширным озером того же названия, на много миль вдающимся в глубь континента, Маракайбо быстро превратился в важнейший центр вывоза ценного сырья из Венесуэлы.