Голос Оппермана звучал удивительно слабо, как будто рот у него был полон муки.
— Я сатана, — любезно сказала Лива и протянула ему руку.
Опперман вытаращил глаза. Затем сложил губы в трубочку.
Увы! Значит, дело зашло так далеко. Он повернул ключ во входной двери.
— Входить и немного согреться, — нежно проговорил он, осторожно погладив ее по бедру.
В уютной конторе Оппермана стоял пряный запах, воздух был синим от сигарного дыма, на курительном столике — бутылки и бокалы. Грузная фигура поднялась с дивана — Пьёлле Шиббю.
— Неужели это Лива? — воскликнул он, раскрыв навстречу ей свои объятия. — Прекраснейшая роза мира. Но раздевайся же, дружок, садись, выпей!
— Лива здесь очень важный дело, — резко сказал Опперман. — Она помочь мне очень важный дело. Я посылал за ней и просить ее приходить, лучше мы быть одни. — Он положил руку на плечо Пьёлле и прошептал: — Лучше уходить, ты нужно прохлада, ты пить слишком много, ты только мешать!
— Чудесная роза найдена! — проворковал Пьёлле и пощекотал Ливу под подбородком.
— Вот как! — раздраженно сказал Опперман. — Не можешь оказать нам услугу, которой я просить, Шиббю?
Пьёлле его просто не слушал. Он усадил Ливу на диван.
— Бокал! — сказал он, замахав обеими руками. — Бокал розе! Вот так, Опперман! Ты же угостишь ее бокалом вина!
Опперман обиженно тряхнул головой и подал ликерную рюмку. Пьёлле откупорил бутылку коньяка. Но Опперман схватил его за руку:
— Ей нельзя крепкий, идиот, ей маленький ликер.
Он наклонился над Ливой и нежно сказал:
— Ты маленький ликер, Лива, да?
Лива кивнула и ласково улыбнулась Пьёлле.
Опперман налил ей рюмку. Руки у него дрожали.
— Твое здоровье, Лива! — сказал он. — А теперь… мы поговорить, как ты обещать… о счетах, которые пропасть, когда ты была здесь… Так что цены неправильно и контролер ругаться. Ах! Никто ничего слышать, ты так орать!
— Я не ору, — сказал Пьёлле, — я просто рад потому, что я всегда хотел побыть вместе с Ливой. Я не видел ее с тех пор, как мы стали взрослыми. Она всегда была такой shy[25]. Правда ведь, Лива? Мы старые друзья, Опперман, пойми. Мы вместе ходили к пастору, и с тех пор я всегда думал о ней. Правда ведь, Лива?
Она кивнула и удобно откинулась на диване. Она все смотрела на Пьёлле нежными глазами.
— Я сатана, — тихонько прошептала она.
— Что ты говоришь? — спросил Пьёлле и сморщил в улыбке нос. — Ты, кажется, выругалась?
— Она сказала: «Убирайся к черту!» — Опперман бросил на него разгневанный взгляд.
— Чепуха, она этого не говорила, правда? — спросил Пьёлле и обиженно, по-детски надул губы. — Ты же меня любишь, правда, Лива?
— Да, — ответила она.
— Не мешать нам больше, Шиббю! — сказал всерьез рассердившийся Опперман. — Понять? Это мой дом, мой дама, приходить ко мне по важной дела, а ты здесь вдребезги пьяный и мешать. Ты быть здесь давно… Твоя мать звонить, а я сказать, ты нет здесь, но теперь я телефонировать твоя мать и сказать, ты здесь… потому что она получить важный телеграмм!
— Дорогой! — умолял Пьёлле, подняв руку. — Образумься, Опперман, сейчас мы выпьем здоровье Ливы, это-то можно?
— Только один рюмка, и больше нет!
Опперман, фыркнув, отвернулся. Пьёлле спокойно пристроился на валике дивана. Он налил Ливе виски. Она выпила залпом. Он взвизгнул и сказал фальцетом:
— Боже правый, наша милая святая! Нет, мир перевернулся.
Лива доверчиво и радостно встретила его взгляд. Он взял ее руку и благоговейно поднес к губам.
— О, ты поить ее пьяная! — сказал Опперман. Он топтался на месте и ломал руки. — А она должен помогать мне длинный, длинный считать. Ты нас обижать! Ты вести себя, как плохой человек, Шиббю! Тьфу! Тьфу на тебя! Ты плохой джентльмен! Ты шарлатан!
Его прервал резкий телефонный звонок. Лицо Оппермана выразило надежду, он взял трубку. Пьёлле согнулся, слушая разговор и строя смешные гримасы Ливе.
— О! — сказал Опперман. — Нет! Абсолютно! Что вы говорить? Мертвая? Нет, не мертвая? Почти? Не может быть? Это обычный истерия — и ничего другое. Что? Доктор? Да, я прийти. Я прийти, сказал я.
Он бросил трубку, повернулся к Пьёлле и закричал вне себя:
— Исчезать! Исчезать! Моя жена умирать! Лива ждать здесь. Исчезать сразу, Шиббю! Время нет для болтовня!
Пьёлле поднялся.
— Твоя жена при смерти? — спросил он в замешательстве и схватился за голову.
— Да, — жалобно подтвердил Опперман. — А ты ходить здесь и… и!..