– Ты изменился, Леопард.
– С тех пор как сел?
– С тех пор как я видел тебя в последний раз.
– Знаешь, Следопыт, нечестивые времена оставили свой след. А твои дни не нечестивы?
– Мои дни жирком заплывают.
Он рассмеялся.
– Только взгляни на себя: толковать с котом про перемены. – Рот у него кривился, будто он еще что скажет.
– Что? – спросил я.
Он указал:
– Глаз твой, дурак ты эдакий. Это еще что за колдовство? Предпочтешь о том не говорить?
– Я и позабыл, – буркнул я.
– Ты забыл, что у тебя на лице шакалий глаз?
– Волчий.
Он придвинулся ближе, и я почуял запах пива. Теперь я смотрел на него так же пристально, как и он на меня.
– Уже с нетерпением жду дня, когда ты мне расскажешь об этом, прямо изнываю от желания. Или от ужаса.
Этот смешок я пропустил.
– Так вот, Следопыт. В твоем городе я не нашел ни одного малого, с кем позабавиться. Как ты справляешься с ночным голодом?
– Я вместо этого жажду утоляю, – произнес я, и он рассмеялся.
А ведь и вправду в те годы я жил, как монах. Если только путешествие не заводило меня слишком далеко и не находились миленькие ребятки, не столь миленькие, как евнухи, зато куда более умелые в любовных играх, ну и женщины подходящие.
– Чем занимался ты в последние годы, Следопыт?
– Слишком многим и слишком мелким.
– Расскажи мне.
Вот те истории, какие я рассказал Леопарду, пока он пил вино и крепкий напиток на постоялом дворе «Куликуло».
Пять лет назад я жил не в Малакале, а в Калиндаре, спорном королевстве на границе с югом. Приютившем лордов-лошадников покруче, чем тут или в Джубе. По правде, местечко больше напоминало набор конюшен с пристройками для людей, чтоб было где перепихнуться, поспать и заговор сплести. Неважно, с какой стороны ты шел, до города можно было добраться только по изматывающей грунтовой дороге. Собирались там люди, любящие войну, люди суровые и мстительные в ненависти, страстные и буйные в любви, что презирали Богов и частенько бросали им вызов. Так что, само собой, я устроился там как дома.
Так вот, в Калиндаре был один Принц без положенных принцу владений и угодий, что уверял, что дочь его похитили бандиты по дороге на север. И вот какой они требовали выкуп: серебро весом в 15 лошадей. Слышь, Принц этот послал своего слугу привести меня, что тот и попытался проделать, по мере сил подражая мерзким манерам Принца. Я отправил его обратно без двух пальцев.
Второй слуга Принца кланялся и просил меня доставить Принцу удовольствие своим появлением. Так что пошел я во дворец, в каком было пять комнат, стоявших одна на другой, с двориком, забитым курами. Но было у него золото. Он носил его на зубах, продетым сквозь брови, а когда уборщик нужника проходил мимо, то нес горшок для сранья из чистого золота.
– Ты, человек, отнявший у моего стража пальцы, я нашел для тебя полезное дело, – молвил Принц.
– Я не смогу найти королевство, какого ты не терял, – сказал я. В Калиндаре двусмысленный язык не в ходу, так что фраза моя разом обратно в море канула.
– Королевство? Мне не нужно находить королевство. Пять дней назад бандиты похитили мою дочь, вашу Принцессу. Потребовали выкуп, серебра весом в 15 лошадей.
– Ты заплатишь?
Принц потер нижнюю губу, по-прежнему смотрясь в зеркало.
– Прежде мне нужны заслуживающие доверия слова, что ваша Принцесса еще жива. Говорили, что у тебя нюх.
– Это так. Ты хочешь, чтобы я нашел ее и вернул обратно?
– Послушайте только, как он с Принцами разговаривает! Нет. Я желаю только, чтоб ты нашел ее и предоставил мне толковый отчет. Потом я решу.
Принц кивнул какой-то старухе, и та швырнула в меня куклой. Я поднял ее и обнюхал.
– Цена – семь раз по десять золотых, – сказал я.
– Цена – я пощажу твою жизнь за твою дерзость, – сказал он.
Этот Принц без кола и двора пугал, как младенец, заходящийся над собственными какашками, какими себя же и обложил, однако я отправился отыскивать Принцессу, потому как случается, что дело само себя окупает. Особенно когда запах ее повлек меня не к северным дорогам, и не к бандитским городкам, и даже не к вырытой в земле пустой могиле, а на непродолжительную утреннюю прогулку от маленького дворца ее отца. К хижине возле места, где когда-то был оживленный рынок фруктов и мяса, но теперь поросшего диким кустарником.