– Етить всех богов, ищейка, простой же вопрос. Самый длинный ответ – всего одно слово.
– Это касается твоего предложения?
– Нет.
– Тогда вот тебе ответ. Я занят, и лучше иметь занятие, чем скуку терпеть, разве не так?
– Я жду…
– Чего?
– Когда ты скажешь, мол, грусть – не отсутствие счастья, а противоположность ему.
– Я когда-нибудь говорил такое?
– Ты говоришь нечто близкое. И кому принадлежит твое сердце?
– Ты как-то сказал мне, что никто не любит никого.
– Возможно, я был молод и влюблен в собственный член.
– Jakrari mada kairiwoni yoloba mada.
– Какая польза от такого языка котяре?
– Тебе твой член вроде верблюда.
Я уж было начал нести ему всякое, но тут услышал, что котяра смеется.
– Я не доверяю людям, какие отправляются в путешествия без возврата, это ничего им не дает. Я был, скажем так, разочарован в людях, кому нечего терять, – сказал он.
– Ты счастлив?
– Отвечаешь вопросом на вопрос?
– Так ведь глянь на нас: завываем, как первые жены мужей, какие больше нас не хотят. Впрочем, я ж малый, никем не взращенный, а ты притворяешься, что ты человек, когда тебе это надо, только бегает множество заколдованных зверей, умеющих говорить. Каким бы ни было это самое твое предложение, мне оно нравится все меньше и меньше.
– Мое предложение, Следопыт, еще не сошло с моих уст.
– Это так, но ты что-то такое проверить стараешься.
– Прости меня, Следопыт, но я не видел тебя много-много лун.
– И ведь это ты, кто меня отыскал, котяра. А теперь тратишь попусту мое время. Вот монета за твою сырую кабанятину. И еще одна сверху – за всю кровь, какую в ней для тебя оставят.
– Мне приятно видеть тебя.
– Готов был сказать то же самое, а ты вдруг принялся душу мне бередить.
– О, брат, о душе твоей я все время думаю. И тревожусь тоже.
– Это тоже часть тревоги?
– Что?
– Сраная твоя проверка.
– Следопыт, мы свободнорожденные. Я пью и ем с другим. По крайней мере, сядь, раз уж не намерен есть.
Я встал, уходя. И уже прилично отошел от него, когда сказал:
– Извести меня, когда я прошел какую ни на есть проверку, что ты пытался мне устроить.
– Ты думаешь – прошел?
– Прошел, когда я в эту дверь вошел. Иначе ты четыре дня ждал бы, чтоб наведаться ко мне. Ты, Леопард, хоть когда различаешь человека, кто понятия не имеет, что он несчастлив? Ищи его в шрамах на лице его женщины. Или в совершенстве его резьбы по дереву или ковке металла, или в масках, им изготовленных для того, чтоб самому носить, потому как он не позволяет миру видеть его лицо. Я не счастлив, Леопард. Но я и не несчастлив, насколько мне известно.
– У меня привет тебе от ребятни.
Он знал, что это остановит меня.
– Что? Как?
– Я все еще торгую с Гангатомом, Следопыт.
– Говори, что они просили передать. Сейчас же.
– Не сейчас. Верь мне, девчушка твоя живет прекрасно, пусть даже по-прежнему фукает да шикает, голубым дымом оборачивается, когда из себя выходит, что частенько бывает. Ты их видел?
– Нет, давно уже.
– А-а.
– Что значит это «а-а»?
– Странное выражение на твоем лице.
– Нет у меня никакого странного выражения.
– Следопыт, да ты весь из странных выражений. Ничему и никогда не скрыться на твоем лице, как бы упрямо ты ни старался скрыть это. Как раз поэтому я и способен судить, по душе или нет тебе люди. Ты наихудший в мире лгун и единственное лицо, какому я доверяю.
– Я хочу послушать о ребятне.
– Само собой. Они…
– Разве никто не сказал, что я навещал их? Ни один?
– Ты только что заявил, что не видел их. Давно уже – ты сам это сказал.
– Давно уже, может, оно и было, если они говорят, что лица моего не видели.
– Еще больше странного, Следопыт. Детишки упитаны и улыбчивы. Альбинос скоро станет там лучшим воином.
– А девчушка?
– Я только что рассказал тебе о ней.
– Ешь.
– Нам есть что еще обсудить, Следопыт. Оставим пока ностальгию. – Он взял последний кусок мяса в рот и стал жевать. На блюде осталась кровь. Он посмотрел на нее, потом глянул на меня.
– Ой, Леопард, да будь ты, вонючка сраная, зверем. Твоя нужда в одобрении человека меня тревожит.
Он растянул рот в ухмылке до ушей, поднес блюдо к лицу и начисто вылизал его.
– Не свежая убоина, – заметил я.
– Ничего, подойдет. Ну и наконец, зачем я к тебе пришел.
– Что-то там про муху.
– Это просто обозначение.
– Зачем ты спрашивал, счастлив ли я?
– Это путь, на какой я прошу тебя ступить. О, Следопыт, чего он только из тебя не потянет! Лучше, если б у тебя с самого начала ничего не было.