– Не знаете, почему между ним и Маттиасом возник раскол? – спросил Виктор.
– Говорили, что у Оука другие идеи насчет направления, в котором должна двигаться церковь. Он выступает за более прямой подход к достижению цели, если вы понимаете, о чем я. А Маттиас был практически пацифистом. Так, во всяком случае, новички болтают, но по-моему, если бы Оук добился своего, Дом куда сильнее сопротивлялся бы «консервам», как мы называем консерваторов и фундаменталистов.
– И, возможно, стал бы ближе к истинному сатанинскому культу, – тихо заметил Виктор.
– На самом деле мне ничего об этом не известно. Я был членом церкви всего месяц, и от меня требовалось только выучить несколько догматов и заплатить небольшой взнос. Впрочем, Оук Маттиаса не убивал. Это я могу сказать точно. Он был там в ночь, когда все произошло, и сидел в нескольких местах от меня, прямо перед Маттиасом. И это, если вдуматься, немного странно, ведь обычно он садился в одиночестве в дальний левый угол. Но не всегда.
Виктор наклонился вперед:
– Как вы думаете, что произошло?
Джон не спешил отвечать и, щурясь с проницательным видом, обдумал вопрос. Грею подумалось, что он, наверное, хороший адвокат.
– В последние несколько дней я вообще почти ни о чем другом не думал. Я не верю ни в Бога, ни в сверхъестественное, поэтому всякая мистика исключается, по крайней мере для меня. – Он уставился в свой бокал со скотчем и покачал его из стороны в сторону. – Полагаю, Маттиас так или иначе оставил нам прощальный подарок, который еще предстоит обдумать. Проверить себя на веру или ее отсутствие, как сказать. Не знаю, господа. Знаю только, что собираюсь напиться сегодня вечером вусмерть, до поросячьего визга, и, возможно, несколько следующих вечеров посвятить тому же занятию.
Глава 11
К тому времени, как Грей и Виктор вернулись в номер профессора, было уже поздно. Профессор приналег на абсент, а Доминик, не подверженный этому пороку, расположился за журнальным столиком с мраморной столешницей, в очередной раз гадая, в каких условиях рос Виктор, какими были его детство и юность. Сам он предпочитал не отвечать на вопросы, требующие ответной откровенности, а потому избегал подобных тем, но человеческая потребность в общении сильна, и недостаток личной информации друг о друге порой приводил к почти неловким ситуациям. В недолгие проведенные вместе часы они с профессором успели обсудить все, от философии и литературы до того, где в Токио лучшие суши, однако Грей не знал, где Радек вырос и есть ли у него семья.
Когда Виктор погрузился еще глубже в свое изумрудное зелье, Грей внезапно почувствовал острую потребность расспросить его о прошлом, даже если бы это означало необходимость самому отвечать на вопросы.
– Виктор, ты когда‑нибудь был женат?
Темные глаза профессора горели под тяжелыми веками, как будто абсент не мог проникнуть достаточно глубоко в его организм, чтобы это изменить.
– Нет, – ответил он. Ответил медленно, рассеянно, и за его словами стояла нерасcказанная история.
Грею хотелось расспрашивать дальше, но вместо этого он сделал глоток пива.
– Не хочешь объяснить про звезды на мантии?
Взгляд Виктора переместился к окну.
– Серебряные звезды – классический признак мага. Волшебника.
– Я правильно понимаю, что ты не о волшебнике типа Дэвида Копперфильда?
– Правильно.
– Значит, мантия там или нет, – проговорил Грей, – все это связано с оккультизмом?
Виктор махнул рукой.
– Оккультизм – весьма широкое понятие, оно означает просто-напросто сверхъестественные либо мистические верования и практики. У оккультизма сотни ответвлений и подразделений, и маги – всего лишь один тип из тех, кто его практикует.
– Тогда почему ты так удивился, когда упомянули серебряные звезды?
– Потому что маги – во всяком случае, настоящие – никак не связаны с сатанизмом. Популярная в Америке концепция, что доверчивых подростков втягивают в сатанизм через оккультизм, – просто городской миф. У того, кто читает «Гарри Поттера», играет в ролевые игры или увлекается Таро и хиромантией, не больше шансов погрязнуть в сатанизме, чем у всех остальных.
– Признай, – усмехнулся Грей, – то, что ни Дом Люцифера, ни Церковь Зверя на самом деле не поклоняются дьяволу, весьма сбивает с толку.
– Сами они не спешат развеивать популярные заблуждения о себе, но тем не менее ты прав.
– Такое вообще бывает? – спросил Грей, выдвигая вперед ступни, упираясь локтями в колени и нагибаясь. – Я имею в виду настоящую магию.
– Ответ на этот вопрос зависит от того, у кого спрашивать. По-моему, ты уже убедился, что грань между верой и неверием, колдовством и реальностью может быть очень тонкой. И мы пока не понимаем до конца, где она проходит и в чем заключается.