С другой стороны, Виктор всегда задавался вопросом «почему?» и спрашивал родителей о природе Бога уже лет с пяти. Но религиозный пессимизм родины с самого начала повлиял на мировоззрение Виктора, сделав его тем, кем он оставался до сих пор: человеком, который жаждет ответов и для которого всегда недостаточно слепой веры.
Он искал доказательств – холодных, неприступных, твердых как алмаз. В рамках выбранной им профессии Радеку довелось стать свидетелем явлений, которые казались невозможными и необъяснимыми, а потому он знал, что по крайней мере некоторые ответы лежат далеко за пределами обыденности.
Или нет? Он гадал, возможно ли вообще, глядя с неизмеримо сложной человеческой точки зрения, сделать нечто большее, чем отщипнуть крохотный кусочек вечной истины и Божественной загадки в попытке выяснить, смеется ли кукловод, дергая за ниточки.
Однако есть тут загвоздка, думал Виктор, томно раскинув руки по дивану и ощущая, как абсент проникает в каждую клеточку тела. Вселенная – это ведь машина, прекрасная и сложная, превосходящая всякое воображение, но все же машина. А машины всегда кто‑то создает и ремонтирует, кто‑то управляет ими.
У них есть конструкторы.
А потому он будет искать, изучать и собирать свидетельства, пока не перевернет каждый камень на земле, под которым скрывается тайна, пока не сделает все возможное, чтобы найти источник. Тьма или свет, добро или зло, правдивое или лживое – на первом месте для него всегда стояло знание. Истина.
Да, он мог слышать их теперь, философов и сторонников экзистенциализма, галдящих в своих пивнушках, кричащих монахам за соседним столиком, что истина суть выдумка и личный взгляд на мир. Что ж, Виктор тоже был философом, одним из лучших в мире, и считал себя обязанным заявить: истина где‑то существует, нравится это всем остальным или нет.
Она просто прячется глубоко, очень глубоко в пещере.
Подростком Виктор бродил по мощеным улицам Праги, исследуя то, что осталось от религиозных традиций в укромных закоулках Старого города, всегда с оглядкой на страшную Статни Беспечност, чешскую службу госбезопасности. Еще в школьные годы Виктор успел поучиться у существовавших подпольно католиков и иудеев, приобщиться к мудрости каббалистов, монахов-траппистов и тайных обществ, которые наводняли подбрюшье Праги. Родители Виктора, озабоченные тем, что сын привлек внимание органов, отослали его в школу-интернат. Швейцария, где оказался юноша, по сравнению с Прагой казалась стерильной, но там он обрел нечто очень важное – интеллектуальную свободу. Философские и религиозные книги Виктор глотал с жадностью, которая приводила в недоумение его учителей. Учился он очень хорошо, выбрав Оксфорд, потому что там была, вероятно, лучшая в мире библиотека. Впрочем, вскоре Радек обнаружил, что библиотеки перестали быть для него основным магнитом. Решив заниматься в аспирантуре религиозной феноменологией, Виктор должен был вернуться к свиткам и пыльным хранилищам, которые так любил, но на дворе стояли шестидесятые, культурное пробуждение Англии взывало к его юношеским страстям, и в Оксфорде он открыл нечто куда более захватывающее, чем все загадки Вселенной. Он понял, как ему жить.
Оксфордским девушкам нравился таинственный, образованный гость из Богемии, высокий, смуглый, красивый. Виктор, вдумчивый интеллектуал, не нырял в пучину контркультурной революции, невозмутимо стоя с краешка, в то время как орды его ровесников очертя голову бросились в наркотики, свободную любовь и битломанию. Его отстраненность лишь разжигала интерес представительниц прекрасного пола. Виктор едва мог поверить в ту свободу, которую подарил ему чужой маленький остров, не ведающий запретов, и даже не думал, что жизнь может стать еще лучше.
А потом познакомился с Дарием и Евой.
В Дарии Гассомиане, американце иранского происхождения, с которым Виктор встретился на вводном занятии курса мировых религий, он нашел родственную душу. Оба неизменно получали самые высокие отметки и, судя по всему, считалась лучшими студентами в этом элитном университете. К тому же обоим было не занимать амбиций.
Вдобавок Дарий, тоже одержимый религией и философией, познакомил Виктора с еще более интересным явлением, которое как раз возрождалось в университетах и других оплотах контркультурной революции.