Добраться до Нахичевани очень непросто. Вам придется либо лететь туда из Баку, либо добираться на машине из восточной Турции или из Ирана, где таможенники взимают солидную плату с любого транспортного средства, пересекающего границу. Когда я летел туда в конце октября, в воздухе уже чувствовался ранний зимний морозец. Мэр Нахичевани Вели Шахвердиев, разжег в своем рабочем кабинете печурку, работавшую от газового баллона, продемонстрировав тем самым, как предстоит обогреваться людям в ближайшие полгода. Мэр рассказал, что он готов ввести строгие ограничения на потребление электричества в городе, поскольку у них снова возникли перебои с электроэнергией. Будут выключены все уличные фонари и обесточены все магазины.
Раньше для Нахичевани было привычным получать газ – и большую часть других продуктов – через Армению, – ведь Ереван отсюда гораздо ближе, чем Баку. "Могу сказать, что у нас были очень близкие, просто прекрасные отношения с армянами, – говорил Шахвердиев. – Я учился в Московском университете и ни разу не ездил туда из Баку. Я садился в автобус, час ехал до Еревана, а оттуда – самолетом до Москвы. И точно так же возвращался обратно" (4). И что необычно для азербайджанского чиновника, он тепло высказывался за установление мира в Карабахе.
Политическая жизнь Нахичевани окутана мраком точно так же, как ее улицы. Трое местных жителей хотели поговорить со мной о проблеме преследований, притеснений и жесткой цензуры. Они опасались, что нас подслушают, поэтому мы сели у входа в кафе, на темной площади. Тусклый свет лежащего на столе фонарика освещал наши лица. Они рассказывали, как местный руководитель Васиф Талыбов, со стороны жены приходящийся родственником президенту Азербайджана Гейдару Алиеву, запугивает каждого, кто становится ему поперек дороги. Так, неизвестные люди напали на нескольких кандидатов от оппозиции, участвовавших в предвыборной кампании, и избили их. В день выборов никого не удивили официальные результаты проведенного с многочисленными подтасовками голосования, в результате которого со значительным перевесом победа досталась правящей партии "Новый Азербайджан".
На первый взгляд кажется удивительным, что небольшой спор нанес такой ущерб. Ситуация в Нагорном Карабахе сродни причудам циклона – небольшой в 1988 году, он разросся и стал причиной широкомасштабных разрушений, сметая все преграды, блокируя дороги и заставляя бывших соседей идти войной друг на друга. Но происшедшее там явилось результатом структурной слабости проводимой в этом регионе политики – и дает возможность судить, как зарождается конфликт.
Стоит еще раз подчеркнуть, чем конфликт не является. Следует сразу же отмести три неверных предположения. Конфликт, как было показано, не порожден "вековой ненавистью". И это хорошо. До конца XIX века армяне и азербайджанцы воевали друг с другом не чаще, чем любые другие народы в этом регионе. Даже после вспыхнувшего в начале XX века серьезного межэтнического конфликта обе нации неплохо ладили между собой – и по сей день продолжают ладить, о чем наглядно свидетельствует оптовый рынок в Садахло.
Ложной также является версия, будто конфликт вспыхнул, как, например, войны в Чечне, вследствие политических решений на высшем уровне. Факты говорят сами за себя: вопреки существовавшему в регионе консенсусу, советские политические лидеры, начиная с 1988 года, скорее следили за развитием конфликта, нежели были его поджигателями. Пожар вспыхнул у них под ногами, охватил все вокруг и превратил в пепел власть большинства из них, включая, возможно, и Михаила Горбачева. Призывов к диалогу и компромиссу практически не было. А это значит, что многие простые граждане также должны разделить ответственность за кровопролитие и что стихийное общественное мнение в Армении и Азербайджане остается главной движущей силой.
И наконец, армяно-азербайджанский конфликт нельзя сводить исключительно к социально-экономическим компонентам. В 1998 году обе стороны пренебрегали своими социально-экономическими интересами. Вспыхивали забастовки, разрушались транспортные и иные связи с соседями – все во имя политических целей. Попытки Москвы использовать социально-экономические рычаги для решения возникших проблем через своего наместника Аркадия Вольского не увенчались успехом. Впоследствии, конечно же, на разрастающемся вооруженном конфликте начали богатеть торговцы оружием, спекулянты, военачальники, но вряд ли можно утверждать, что они его развязали, и социально-экономических паллиативов было бы недостаточно, чтобы его погасить.
Как бы ни неприятно это было допускать многим наблюдателям, но смысл конфликта в Нагорном Карабахе станет яснее только в том случае, если мы признаем, что действия сотен тысяч армян и азербайджанцев подогревались глубоко укоренившимися идеями относительно истории, идентичности и прав. И то, что эти идеи в значительной степени были опасны и иллюзорны, отнюдь не означает, что люди не верили в них со всей искренностью. Начиная с 1990-1991 годов немало добровольцев готово было рисковать за них жизнью. Они расцвели в идеологическом вакууме, возникшем в конце существования Советского Союза, и получили новый импульс во время войны.
Самым темным проявлением этих воззрений стали "повести о ненависти", пустившие такие глубокие корни, что пока они существуют, ничего не может измениться в Армении и Азербайджане.
Из своих путешествий по Южному Кавказу я вынес одно важное впечатление: линия раскола прошла сквозь души людей. В одном и том же человеке сосуществуют импульсы ненависти и желание примирения. Армяне и азербайджанцы одновременно могут быть друзьями и врагами. Они мечутся между агрессивностью и миролюбием, между личной дружбой и националистическими мифами.
Подобная противоречивость свойственна и людям, облеченным властью. Карабахский армянин Серж Саркисян, суровый министр обороны Армении и один из двух наиболее влиятельных людей в стране, с неподдельной теплотой вспоминал о своих бывших коллегах-азербайджанцах, вместе с которыми работал в степанакертском комсомоле. "У меня много друзей среди азербайджанцев, я знал азербайджанский язык", – говорил мне Саркисян.
Но эти воспоминания не сказались на его отношении к войне с Азербайджаном – никакого сожаления по этому поводу он не высказал. Провожая меня после интервью, министр вдруг заявил: "Самое важное – не территория. Важно, что в Армении остался один этнос. В Варденисе и других областях азербайджанцы составляли около 70 процентов населения. Наши культуры несовместимы. Мы можем жить бок о бок, но не внутри друг другаї Нас мало" (5). Очевидно, для Саркисяна ход истории, как он его понимает, заглушал голоса его старых друзей.
Другой военачальник, бывший министр обороны Азербайджана Таджеддин Мехтиев, сначала разразился воинственной речью, а затем неожиданно продемонстрировал искреннее добродушие. Мехтиев является одним из лидеров "Организации освобождения Карабаха", которая ратует за возвращение Карабаха силой. "Мы выгоним армян из Карабаха, – гремел Мехтиев, – а затем пойдем дальше и выгоним их из нашей исторической территории – Зангезура". После интервью генерал отдвез меня в своем "мерседесе" к центру Баку. Услышав, что я собираюсь в Армению, потенциальный завоеватель Карабаха и Зангезура попросил: "Если будете в Ереване, разыщите Михаила Арутюняна и передайте ему от меня большой привет. Он сейчас начальник Генерального штаба. Мы вместе с ним учились в академии Генштаба [СССР]" (6).
Я был поражен тем, что часто добросердечными оказывались именно те люди, которые больше всего потеряли в этой войне. Например, азербайджанка Наиля работала учительницей под Сабирабадом. Как и ее соседи, она была беженкой, чей дом захвачен армянами. Но с какой теплотой она вспоминала о двух армянских девушках, с которыми подружилась на курсах повышения квалификации учителей в Баку, о том, как они делились едой и разучивали друг с другом песни! Наиля сказала, что беспокоится о своей дочери, у которой формируется противоположный взгляд на жизнь. "Когда по телевизору показывали резню в Ходжалы, дочка спросила меня: "А армяне – люди?" Она не могла поверить, что люди способны на такие вещи, на убийство. Я ответила ей: "Да, они люди". А потом по российскому телевидению была передача с ведущей-армянкой, и я сказала дочке: "Смотри, вот армянка. У нее есть семья, дети".