- Нет, - подумала она, - если я проснусь, то опять все забуду.
Пересилив поток мыслей, она, чувствуя, как воронка теней утягивает и ее, закричала.
- Хоть одно имя, я хочу помнить хотя бы одно имя, когда проснусь. – Она сорвалась на плач. – Иначе какой от этого толк?
«Имя, имя» - зашелестело вокруг. Анку уже затянуло в водоворот фигур, и она стремительно летела мимо них вниз. Обернувшись, она увидела приближающуюся Землю, а спустя мгновение и крышу своего дома, к которой прямо сейчас направлялась. Собравшись с силами, она развернулась к ней спиной, отчего руки потоком вытянуло наверх. Она с удивлением рассмотрела их: левая была полностью человеческой, в то время как вместо правой было продолговатое черное щупальце.
- СКАЖИТЕ! – Прокричала она в пустоту, и с удвоенной силой провалилась в бездну.
«Василек слеп, но Ломеион видит все».
- Ломеион, – прошептала она сквозь сон.
- КУ-КА-РЕ-КУУУУУУУУ. – Раздалось со двора.
Резко проснувшись, девушка подскочила на кровати. Поверхности простыни и одеяла были противно-влажными от обильно пропитавшего их пота. Голова раскалывалась не милосердно. Она помнила, что ей приснился очень странный сон, но ни одной детали от него не осталось. Посидев с минуту, она обнаружила в стонущем сознании ниточку, уходившую в глубины сна, но никак не смогла за нее уцепиться. «Лом, омела, мел, енот?».
- С добрым утром, солнышко, уже проснулась? – Широко распахнув дверь, спросила, войдя внутрь, женщина. Она была высокой. Когда-то. Но сейчас сутулость и возраст сократили ее рост на пару дюймов. Длинные каштановые волосы обильно поседели. Но вот что не менялось, сколько Анка себя помнила, так это авантюрный огонек в глазах мамы и ее добрый взгляд.
Встряхнувшись, она отбросила дурные мысли, загнала подальше головную боль, и обернулась к матери, натянув на лицо улыбку.
- Ломеион. – Уверенно сказала она, и поперхнулась.
- Чего? – Виолетта была готова услышать много чего, но непонятное слово выбило ее из колеи. – Если я узнаю, что это какое-то новое ругательство, получишь по ушам. – Сказала она не то в шутку, не то всерьез.
- Эээ, не знаю... само сказалось. – Проблеяла она, собираясь с мыслями. Ни значения слова, ни его применения на ум не приходило. Даже составить словосочетание не вышло. Очевидно было только одно – это и есть та ниточка, что соединяла это утро со сновидением. – Во сне приснилось. – Уверенно произнесла она. Это же не ложь, правда?
- Странные вещи тебе снятся, то морские гады, то слова. - Она хмыкнула. – Опять не выспалась, небось?
- Угу... – Грустно хлюпнула Анка, чувствуя, что вот-вот свалится назад без сил.
- Ну тогда, прежде чем снова заснуть, посмотри, что мы тебе приготовили. – Раздался из-за двери бодрый голос отца.
Анка снова оглянулась. Теперь на пороге стоял среднего роста мужчина. Его грязно-коричневые волосы ничуть не поседели, хотя он был старше мамы почти на десять лет. Морщинистое лицо с горбатым носом и сжатыми карими глазами лучилось довольной улыбкой. Улыбка вообще была самым красивым элементом его лица.
- А ну закрой глаза. – Доверительно подмигнул он ей.
«Что за игры?» - мимолетно пронеслось у нее в голове, - «будто я ребенок». Покорно закрыв глаза, Анка принялась ждать. Спустя пару секунд на своей шее она почувствовала отцовские пальцы.
- Открывай. – Торжественно сказал он, закончив возню.
«Ну и?» - подумала она, снова начав видеть. Потом сообразила, что произошло, и провела рукой по груди, нащупав появившийся там шнурок. Пальцы сами собой скользнули к основанию, и Анка поднесла к глазам округлый предмет. Получше разглядев его, она оторопела, замерев с открытым ртом.
- Закрой, а то муха влетит. – Со смехом произнесла мама.
- Э... э. Это что, жемчуг?
- Да, и не простой, а настоящий морской, выловленный в самой Финляндии, между прочим. – Гордо произнес папа.
- Голландии. – Улыбаясь, сквозь зубы процедила Виолетта.
- А, да, да... точно. – Смутившись, поправился он.
- Так красиво. – Ошарашено сказала Анка. Хоть на всем шнурке жемчужина была только одна, она того стоила. Идеальная форма, гладкость, и прекрасный перламутровый перелив дополнялись внушительным размером. – Но откуда? Она же наверняка стоит кучу денег?
- Не даром твой папка сыскал славу торговца, каких поискать. – Он выпятил грудь. – О моей лавке по всей Европе ходят легенды.
- И правда, ведь в Европе ты не найдешь второго места, где тебя обсчитают трижды за одну покупку. – Еле сдерживая смех произнесла мама, но потом все-таки сорвалась и рассмеялась. – А потом ты покажешь, что купил друзьям, они опозорят тебя и засмеют за то, какое это барахло.
- Эй, женщина, - обиженно ответил тот, - я честный торговец, не надо позорить мое имя на глазах моей дочери.
Родители стали подначивать друг друга, перемывая косточки, а Анка все не могла отвести взгляда от украшения. Скоро спор перешел на громкие тона, а потом взрослые дружно рассмеялись и замахали руками.
- Мама, папа, - выходя из ступора, произнесла Анка. Родители успокоились, и повернулись к сидящей на кровати девушке, - спасибо вам огромное. – Чуть ли не плача закончила она, и одним движением обняла обоих.
Ночная рубашка намокла в районе плеча от маминых слез, а довольный отец, зажав женщин в свои широкие руки, проговорил:
- С днем рождения, доченька, однажды ты передашь его тому... кого выберет твое сердце, и если он окажется хорошим человеком, то вернет его, чтобы наша стариковская жемчужинка и дальше украшала нашу… прекрасную жемчужинку. – Он кашлянул, не слишком довольный своей импровизацией.
- Подумать только, пятнадцать лет. – Всхлипнула мама, и крепче уткнулась в плечо.
- Спасибо, спасибо, спа... - только и могла выговаривать Анка, не в силах высказать всю благодарность, которая едва ли была связана с подарком.
Августовское солнце нежно ласкало длинные каштановые локоны. Держа плетеную корзинку в руках, Анка вприпрыжку шла по дороге к лесу. Ветхие хибары старой деревни угнетали девушку, но, сколько она не просила родителей, те на отрез отказывались перебираться в город. Отец говорил, что не хочет жить там же, где занимается делом, что это плохо влияет на эттикческий фон, или что-то в этом роде. Что это за фон такой, он никогда не озвучивал, но звучало серьезно, поэтому вопросов у нее не возникало. Мама же утверждала, что не хочет отдаляться от родной земли и отцовского дома, в котором родилась, и намерена умереть. Брр. Хотя дом и наводил тоску своим состоянием и внешностью, внутри него было вполне уютно и тепло. Спасибо отцу, у них всегда были деньги. Спасибо маме – еда, грех жаловаться. Любопытство, конечно, разжигала комната, дверь в которую никогда не открывалась. Родители запрещали ей делать это, и сами не пытались на ее памяти, но почему? Кто знает. Мама что-то рассказывала про последнюю волю ее ушедшей матушки, бабы Марны, но ничего конкретного не рассказывала. «Видимо там за дверью какая-то ужасная тайна» - в какой-то момент решила она. Но за годы так ни на дюйм не приблизилась к разгадке (сколько не дергала ручку потихоньку, дверь была будто вмурована). Бабушку Анка почти не помнила, а то, что помнила, уже смазалось в сознании годами.
«Ломеион», - подумала она, припоминая утреннее пробуждение. «Что же это значит»? Где-то сбоку залаяли собаки, но стоило ей повернуться в их сторону, как они поджали хвосты и попрятались в конуры. Имя? Место? Предмет? Не ясно. Она сжала губы, пытаясь хоть что-нибудь сообразить. Соседские бабки бросали в ее сторону косые взгляды, женщины прикрывали собой малых детей, но Анка научилась это игнорировать. Мама говорила, что крестьяне не любят людей, зарабатывающих своей головой больше, чем руками, а отец как раз был из таких. Ненависть, граничащая со страхом, направленная к самой Анке была ей не понятна. Как и со многим другим, с этим молодой девушке пришлось смириться. Она неторопливо дошла до леса, и уверенно двинулась вглубь, оставляя за спиной деревню и ряды деревьев. «Ломеион». Ничего даже отдаленно похожего на это слово не приходило в голову, ни одной ассоциации. От увиденного сна в памяти не осталось и следа, сказки на ум не приходили. Может кто-то из старших на улице говорил в один из тех разговоров, которые она случайно подслушала, проходя мимо. Хотя было бы странно, ведь пива с таким названием представить она не могла.