После смерти Вышеславы пост старейшины заняла Всемила, которая как оказалось на протяжении долгих лет верой и правдой служила и старейшинам и жителям Зачина, часто рискуя собой. Как посчитали на вечерней, Всемила доказала свою преданность, а потому имеет право возглавить деревню и все дело ее.
Тимофей такому решению оказался весьма рад. Тем более, что с момента смерти Вышеславы они по-настоящему сроднились. Тимофей ухаживал за Всемилой и впервые в жизни чувствовал свою важность здесь, в Зачине, для его жителей, которые отдавали юноше свое тепло и добро. Всемила была с ним по особенному обходительна. Она держала свою статность и гордиливость, но между тем не редко проявляла невероятную теплую нежность. Правда, больше такие проявления походили на забытьи, в которые время от времени проваливались эти двое, оставаясь наедине.
И вот однажды во время одного из таких моментов с Тимофеем произошло нечто странное. Прогуливались юноша и девушка тогда вдоль речки, что текла неподалеку от Зачина. Тропинка вдоль реки вела узенькая. И чем дольше дорожка, тем уже становится. Идут Тимофей и Всемила по тропинке все ближе и ближе. И тут, словно искра попала на ладонь Тимофея. Огненная и жгучая. А то не искра была, а рука девушки. Да только не сразу понял то парень. В тот самый момент, как почувствовал огонь в ладони свой, Тимофей увидел перед собой огромного пса со стекающей из пасти слюной. Пес кинулся на парня, тот пошатнулся и повалился наземь. Закрыл он от ужаса лицо рукой, да только слышит встревоженный голос подруги. Открыл он глаза, а перед ним одна Всемила и нет никакого пса. Рассказал он тогда девушке о видении, а та ничуть будто и не удивилась.
- Говорят, сила в тебе невозможная и могущество, что всех псов замолчать заставит, - промолвила девушка.
- Да и что ж эта за сила такая, коль я сам о ней не знаю? - спросил Тимофей.
- Время всему свое - и силам, и знаниям. А пока жди, да открывай в себе двери, мало ли что за ними...
Не понял тех слов Тимофей. А потому по обыкновению своему решил тему-то разговора и сменить.
- А зачем эти псы в Зачин? - спрашивает.
Улыбнулась Всемила, будто поняв уловку друга, но продолжила разговор:
- Ищут они то, чего нет у них и не будет никогда. Что есть у нас и хранится надежно, под семью замками. Верят псы, что даст им это силу вселенскую и мощь небесную.
- Что ж это такое за чудо, - спрашивает.
- А это, Тимофей, тебе рано знать. Но вот оберегать придется.
В доме старейшины спрятан сундук с самым ценным, что есть у нас. Если не сберечь это и отдать злодеям каким, то смешается все, и ложь станет правдой, а лекарство - ядом. Этот сундук храни пуще глаз своих.
Сердце Тимофея наполнилось тревогой какой-то и беспокойством.
***
Прошло лето, промелькнула осень. И лишь зима белоснежная тянулась долго и мучительно. Хоть жители Зачина не скучали и тогда, когда ворота крепости окончательно занесло снегом. Здесь кипела жизнь, и все были заняты делом. А в часы свободные придавались забавам: строили снежные крепости, катались на санях, а вечерами затягивали длинные печальные песни о весне и солнце.
И солнце пришло. Пришла и весна. За все это время Тимофей сроднился со всеми многочисленными сестрицами, помогал им чем мог, а если не мог сразу решить вопрос, все равно не отступал. Изучал все внимательнее, делил на маленькие шажки и проходил этот путь. А как иначе? Ведь кроме него никто не мог помочь женщинам.
Тимофей мужал на глазах. Теперь уже никто не смеялся над ним, как в первый его день в Зачине. Его уважали, почитали и любили. Сказать взаправду, Тимофею было здесь уютней и роднее, чем дома. Кто-то из сестриц заменял ему мать, кто-то сестру, а кто-то был заботливее и ласковее жены. Но вот по сердцу Тимофею была только одна - Всемила. Правда, с зимы девушка от него заметно отдалилась. Навалилось на ее плечи бремя тяжелое. Теперь уже некогда было забавляться и веселится ей, приходилось решать вопросы важные, судить женщин в их постоянных спорах и решать вопросы хозяйственные.
С приходом весны работы и у жителей прибавилось. Приходилось Тимофею и плуг освоить, и работу руками делать, и даже чинить то, что раньше выкидывал. Много работал Тимофей. И чем больше работал, тем ценнее становился для него труд. Было и сложно. Женщины Зачина помогали ему, чем могли. Но не было большей для него помощи, чем благодарные взгляды, скромное "спасибо" и стеснительные их улыбки. Чувствовал юноша небывалую силу во всем этом и поддержку. И казалось, что совсем уже осмелел он и сердце его открылось будто бутон невероятного по красоте цветка. И тогда стал чувствовать Тимофей, что просыпается и в нем сила необычная, небывалая. И не в руках она вовсе.
Как-то пошли дети в лес с матерями своими за травами. Да на обратном пути застал их дождь. Да такой силищи и холода, что вернулись все вымокшие, а к вечеру и слегли. Матушки их давай настоями отпаивать. А одна девчушка, трех весен отроду так раскапризничалась, что к ночи крик по всему Зачину разносился.
Вот значит не выдержал Тимофей и пошел в дом к ней и матушке ее. Но ни на какие его слова девочка не реагировала. И тогда вспомнил он, как в детстве мать его ему песни пела. Он возьми да затяни одну из них. Девчушка к нему тогда ручки протянула свои махонькие. Усадил он ее у себя на коленях, а она мигом и уснула. Пел Тимофей, пел. Смотрит и матушка ее уснула прямо за столом. Тогда закончил свою песню юноша, уложил крикунью на постель, а сам потихонечку в дверь вышмыгнул.
На следующее утро проснулся он от женских голосов под окнами избы своей. Шумно было на улице. Тогда парень оделся поскорее и на двор. А там уж его обступили. И каждая женщина просит его к себе в гости. И что-то про детенка каждая говорит своего. Еле успокоил их Тимофей и попросил объяснить, в чем дело. И тогда одна из них и молвила:
- Ты вчера, Тимофеюшка, у Белавы был?
- Был, - говорит парень.
- Детенку нянчил и песни ей пел?
- Ну, было дело, - смутился он.
- А сегодня смотри, наши все еще лежмя лежат после дождя ледяного, да мы все хвораем, а они-то... Белава и Зарюшкой уж на ногах.
Глядит Тимофей и правда прям на дороге девчушка с другими детьми играет, весела и здорова.
Подхватили его тут женщины под руки и понесли по Зачину. Забежали в избу с хворавшими, что ближе была. Тимофея на стул усадили, сами у стены выстроились. Стоят, смотрят вопрошающе и ждут. Ничего не оставалось боле знахарю новоявленному как песню запеть. А как первый куплетец-то пропел, глядит, а в избе то все спят: и хозяйка, и дочь ее, и женщины, что у стены стояли, сползли все на пол и уснули.