Гнилой штырь, на котором крепилось к стене предпоследнее сочленение трубы, щелкнул и обломился. Трубу со вцепившимся в нее Алексеем повело назад. Вместо щербатых кирпичей перед его глазами поплыло оловянное утреннее небо.
- А ведь куклу-то растоптал... - укоризненно произнес в его голове чужой голос.
Что-то ткнуло его под лопатку. В обнимку с отодранным куском трубы он полетел вниз...
К нему бежали Джон Терентьевич и два милиционера. Один на ходу запихивал в кобуру теплый револьвер.
Из раскрытого окна несся истошный, душераздирающий женский вопль. Это кричала Валька.
Алексей лежал в нелепой вывороченной позе в лужице крови. Часть этой крови вылилась из дырочки в спине.
XI
Сначала по поводу исчезновения Алексея Аде пришлось объясняться с одной матерью - Клаву она с порога отправила укладывать расшалившегося Никитушку.
- Что ты ему говорила? - спросила Анна Давыдовна, не сводя с Ады пронзительного взгляда.
- Да ничего я ему не говорила! - истерически взвизгнула Ада и уже спокойнее продолжила: - Только то, о чем мы с тобой условились... Ну и что в таких случаях полагается...
- Полагается... - задумчиво повторила мать. - Ничего ему не обещала отбайлу своего бросить, с ним на край света бежать?
- Что я, ненормальная? - фыркнула Ада.
- А он тебе?
- Ничего особенного... Повторяю, все было как надо, замечательно все было! А утром просыпаюсь - нет его, только вещички на кухне сложены и записка эта идиотская!
- И все? - Анна Давыдовна очень пристально посмотрела на дочь. Та выдержала ее взгляд. - Ну ладно. - Мать встала с кресла. - Может, так оно и лучше. Так или иначе, пришлось бы его отсюда как-нибудь выпроваживать, оставаться ему здесь было бы нехорошо. Теперь давай думать, что остальным скажем.
С Клавой объяснялась сама Анна Давыдовна. А режиссура была такая: уложив Никитушку, Клава собрала чай в столовой и, когда хозяева вышли туда, спросила, естественно, отчего не идет ужинать Лексей Ивардович. При этих словах Ада вздрогнула, изменилась в лице и выбежала из комнаты. Анна Давыдовна усадила озадаченную Клаву и сказала:
- Клава, наш Алексей Эдуардович оказался, увы, подлецом, последним негодяем. Когда мы попросили его привезти Адочке ключи, он воспользовался тем, что оказался с ней наедине, и попытался прямо на кухне изнасиловать Адочку...
Клава всплеснула руками.
- Вот антихрист! А прикидывался-то...
- Она, слава Богу, отбилась, ударила его сковородкой. А когда он очухался, велела убираться на все четыре стороны.
- Ишь ты!.. А ну как воротится? Мне за Никитушку боязно...
- Не воротится. Ада ему очень доходчиво растолковала.
- Сковородкой-то? - Клава прыснула в кулак.
- Меня другое беспокоит: послезавтра возвращается Всеволод Иванович. Он, конечно, захочет знать, куда подевался его любимый племянничек. Давайте, Клава, придумаем что-нибудь вместе. Услышать правду ему будет уж очень неприятно, да и для Ады нехорошо получится.
- Оно так, - подумав, согласилась Клава. - Сомнения всякие пойдут: а вдруг промеж них было чего, оба молодые ведь...
К приезду академика была подготовлена согласованная версия, а к ней приложены наглядные доказательства: взломанный ящик бюро, где хранились деньги и сберкнижки, застывшие капли воска на полу и на крышке стола. Рано утром, когда все еще спали, Алексей, накануне собрав собственные вещички, тихо, со свечой, пробрался сначала в спальню - благо Ада в ту ночь заснула с Никитушкой в детской, - выкрал шкатулки с драгоценностями, а потом залез в кабинет. Там он искал деньги сначала в столе, потом решил взломать запертое бюро, но был застигнут бдительной Клавой. Та подняла крик, разбудила всех. Женщины, разобравшись, решили Алексея в милицию не сдавать - родственник все-таки, да и семье позор, - но решительно и твердо указали ему на дверь. Более того, Анна Давыдовна и Ада вдвоем препроводили его в аэропорт, купили билет до Иркутска и посадили в самолет.
Академик поахал, поохал, но рассказу поверил полностью. "Будем считать, что племянника как бы и не было", - решил он. Подобных решений относительно знакомых ему людей он принял уже немало - в силу исторической эпохи и служебного положения, - так что далось оно ему без труда.
В комнате у Вальки вовсю шло дознание с понятыми, следователями, фотографом, милицией. Лейтенант Миронов, потолковав в коридорчике со своим коллегой, который это мероприятие возглавлял, зашел в соседнюю комнату, где сидела, сгорая от любопытства, старуха соседка. Он сел напротив, развалился по-хозяйски, закурил с довольным видом.
- Такие дела, баба Паня, - выждав многозначительную паузу, сказал он. Как я тебе и говорил - не суетись, Валька сама обязательно вляпается. Знаем мы таких. Пьянка, разврат, теперь вот два трупа. Статья налицо. Так что теперь вся квартирка наша.
- Ой, спасибо, родненький, не знаю, как бла-.годарить...
- Как благодарить - уже не раз говорено. А вот сейчас капитан Баташов закончит там, придет нас с тобой опрашивать, как свидетелей. Давай репетировать.
У лейтенанта Миронова была мечта - вырваться из своего гнусного Себежа Псковской области в крупный город, где и жизнь культурнее, и возможностей для роста больше. Определившись в Ленинград на курсы, он поселился у дальней своей родственницы Прасковьи Лукьяновны и стал изучать обстановку. Соседка и ее комнатка показались ему перспективными - как первый шаг, разумеется. Поначалу он думал подбить клинья на предмет брачных отношений, но, присмотревшись, эту мысль оставил. На таких никто не женится даже временно, тем более работники правоохранительных органов. У него возник другой план, вся прелесть которого состояла в том, что не требовалось никаких активных действий. Выдержка, спокойствие, бдительность - и не сплоховать в нужную минуту. По расчету Миронова, все должно было произойти естественным путем. На всякий случай у него был заготовлен запасной вариант: он свел знакомство кое с кем из местных забулдыг, бывших Валькиных клиентов, и при соответствующем подогреве они готовы были в любой момент завалиться к Вальке в гости и устроить там дебош со скандалами и дракой. В нужный момент является он, весь в белом, с нарядом милиции:, составляется акт, протокол, а дальше - вас предупреждали, а вы за старое, теперь пожалуйте на сто первый километр. И все, такси свободен. В нежилой фонд никого из очередников город прописать не может, на расселенных с капремонта теперь есть новый фонд, так называемый маневренный. А вот прописаться к родственникам на освободившуюся площадь хотя и тяжело, но можно. Согласие бабы Пани имелось - он знал, что напеть старой дуре.