Недолго предстояло Корнилу любоваться рабыней, оставшейся в живых вопреки его воле. Поговаривали, что через неделю большим караваном разбойники повезут рабов в Гранд на ярмарку, где каждого ждала своя судьба. На севере рабыням предстояло заново обретать место под лучами Гелиона, и неизвестно еще, как вспомнится прежняя жизнь, вполне может так статься, что кнут - малым наказанием покажется.
И свежеиспеченных рабов, из которых один по-прежнему каждый день проверял железную клетку на прочность, тоже ждала новая жизнь.
Скрыть от рабов приготовления к поездке было невозможно, поэтому никто не удивился, когда через неделю после памятной для Роксаны ночи, ранним утром вооруженные до зубов разбойники вывели рабынь из опротивевшей клетки и погрузили на повозки. Девушки, привыкшие подчиняться чужой воле, безропотно заняли свои места. Чего нельзя было сказать о степняках, так и не смирившихся с собственной участью. Их выводили по одному, соблюдая осторожность. Но даже у Фагран-дэя хватило здравого смысла не предпринимать попыток к бегству - веревочная петля, того затянутая на шее, располагала к этому как нельзя лучше.
Десяток повозок, каждая запряженная четверкой лошадей гигантской змеей растянулись по грязной дороге. Пыль, едва прибитая кратковременным дождем, согретая лучами Гелиона, скоро облаком заклубилась под колесами. Роксана то и дело чихала, но места у борта повозки не меняла. Матерчатый полог, закрепленный на железных осях и призванный скрывать содержимое повозок от посторонних глаз был сорван. Частая решетка по-прежнему делила небо на квадраты.
Иринии, не отходившей от Роксаны ни на шаг, и место досталось в одной повозке. После давнего разговора Леон тоже старался держаться в непосредственной близости. Ощущая себя курицей, окруженной цыплятами, Роксана ловила себя на том, что эти молчаливые, полные нелепой надежды глаза, вселяют ей чувство уверенности в том, что она действительно может им чем-то помочь.
Влажный воздух и близость реки меняли окружающую природу. По обеим сторонам дороги тянулось редколесье. Конечно, до настоящих лесов, тех, что своим величием поражали воображение, было еще далеко. Но буйное цветение низких кустов багряника, встречавшего и провожавшего обоз с рабами, радовало глаз праздничным красным цветом.
Леон сидел рядом с Роксаной. С той ночи, когда она вернула его к жизни, он смотрел на нее как смотрит собака, оставшаяся без хозяина. Такая молчаливая признательность пугала девушку. Тем, что находила отклик в душе - чувство ответственности за жизнь другого человека.
Был еще один человек, питающий к обществу Роксаны болезненное пристрастие, однако к рабам он не имел никакого отношения. На одинаковом расстоянии от повозки, не удаляясь и не приближаясь - на поджарой кобыле солодовой масти ехал Протас. Темные кудри закрывали пол-лица, но это не мешало короткому острому взгляду время от времени вырываться на свободу. Тогда Роксане приходилось дарить ему ответный - не хотела, чтобы у него сложилось обманчивое впечатление будто она его боится. Эта бестолковая игра в пятнашки продолжалась до тех пор, пока девушке не надоело.
- Я бы на твоем месте не стал бы радоваться, что в живых остался.
В первый момент Роксане показалось, что Протас разговаривает с лошадью. Уж больно ласково звучали его слова, а рука в такт словам нежно похлопывала норовистую лошадь по холке. Сомненья развеялись сразу после того, как разбойник убрал волосы со лба и посмотрел на нее в упор.
- Гаденыш. Жаль, что жив остался, - в самое ухо шепнула Ириния. На ухабе повозку тряхнуло и ей пришлось изо всех сил вцепиться в железный прут.
- И зубы бы не скалил, - Протас опять похлопал лошадь и та, в благодарность за ласку действительно оскалилась, показав зубы.
Роксане показалась забавной такая игра и она усмехнулась. И успела удивиться: нет худа без добра - всего пара месяцев прошла без кочевников и уже улыбаться научилась! Ее усмешка хлестнула Протаса как удар плетью. Рука его, удерживающая поводья, сжалась в кулак.