— Я подожду, — сказал доктор, — а пока немного отдохну здесь. Сколько красивых женщин! Вы друг Шумахера?
Этель Гиббс тоже вошла в гостиную следом за Шпильфогелем. Еще с порога она увидела эту сцену и поняла, что может произойти. Подойдя к мужу, она сказала два-три незначащих слова, затем повернулась и одарила Шпильфогеля горячей, плотоядной улыбкой; безупречный треугольничек на груди доктора тут же напрягся и затрепетал. Доктор вскочил с места, поцеловал пальчики Этель, предложил ей руку и увел из комнаты, тесно прижавшись к своей даме и бурно жестикулируя свободной рукой.
Жорж встал и прокрался к ближайшей двери, которая вела в ванную с необычайно высоким потолком. Он подождал, пристально оглядел себя в зеркале, вымыл руки и подождал еще немного. Дверь открылась, вошла Этель.
— Я убрала отсюда этого господина, — сказала она. — Теперь им занимается Флоранс. Можете спокойно выходить.
Они извлекли Фергюсона из гостиной и направились к выходу, пересекая анфиладу комнат в обратном направлении. Этель, как разведчица, шла на три метра впереди Жоржа и англичанина; этот последний на свободе успел слегка нагрузиться и теперь цеплялся по пути за дверные ручки, за ручки кресел, за плечо Жоржа.
— Я тут поразмыслил над вашей историей, — объявил он. — Это всё наверняка наладится.
— Вы думаете?
— Это просто обязано наладиться, — торжественно заверил его Гиббс. — Оно не может не наладиться. Поскольку оно не создано для того, чтобы разладиться, то, когда оно разлаживается, это в конечном счете добрый знак, знак того, что скоро все наладится, вы понимаете?
— Понимаю, — ответил Жорж.
— И когда все уже налажено, — продолжал англичанин, — совершенно необходимо, чтобы оно разладилось, видите ли, чтобы впоследствии наладиться еще успешнее.
— Понятно, — сказал Жорж.
— Именно так, — заключил Гиббс. — Разладилось — наладилось, разладилось — наладилось, вот так и не иначе.
Этель знаком разрешила им идти дальше: путь был свободен до самого музыкального салона, где лодырь-пианист, дочитав свою газету, принялся наигрывать какой-то мотивчик, вроде бы веселый и беззаботный, хотя это приятное впечатление непрерывно опровергал аккомпанемент, скорбный, как улыбка человека с разбитым сердцем. Большие желтые руки музыканта соперничали меж собой, мягко уклоняясь от встречи, избегая столкновения; эти бледные членистые конечности то лихорадочно бежали наперегонки по клавиатуре, то вдруг перепрыгивали одна через другую, как в чехарде, меняясь местами. Из салона они беспрепятственно добрались до «Вольво».
Спустя какое-то время доктор Шпильфогель, отпущенный Флоранс на свободу, бродил из комнаты в комнату в рассеянных поисках Шумахера. Наконец он подошел к группе людей, сидевших вокруг серебряного ведерка, из которого верхушкой айсберга торчало бутылочное горлышко в окружении мелких осколков льда. Но, увы, все эти лица были ему незнакомы, кроме разве одного, как раз перед ним, — доктор даже удивился, что не заметил его раньше. Впрочем, этот человек явно только что пришел: он еще не успел снять пальто и в данный момент разматывал свой шарф. Шпильфогель обогнул сидящих, подошел к новому гостю, тронул его за плечо.
— Рад вас видеть, — сказал он. — Вы привели с собой друга, как я понял. Прекрасная мысль!
— Какого друга? — удивился Бенедетти, высвобождая плечо.
— Ну, того дельного молодого человека, который отыскал моего Моргана. Я только что встретил его, он был со своими друзьями, и они там развлекались, — затеяли какую-то игру вокруг кресла, я так и не разобрался, в чем она состоит. Весьма милые люди, просто очаровательные. Да и сама вечеринка очаровательна. Вы только посмотрите, сколько красивых женщин, simulacra pulcherrime facta[38], а вы случайно не видели здесь Шумахера?
— Что вы несете? — воскликнул Бенедетти, лихорадочно наматывая на шею снятый было шарф.
23
В четыре часа двадцать пять минут ночи Бок и Риперт, срочно разбуженные своим шефом, предприняли штурм жилья англичанина. Здание имело две боковые террасы: первая, с застекленной дверью, ведущей в личные апартаменты Гиббса, располагалась над верандой; вторая, обнесенная низенькой оградой, — на крыше небольшого гаража, пристроенного к дому позже, — на эту можно было попасть только изнутри, выбравшись через окно чулана, которым никто не пользовался и который примыкал к комнате, отведенной Жоржу.
Бок взял на себя захват террасы, ведущей в спальню Этель и Фергюсона; на нее нетрудно было залезть по стенке, сложенной из крупных кирпичей в шахматном порядке, с просветами. Риперт же взобрался на другую с помощью веревки и кошки; тем временем в двадцати метрах от дома, никем не видимый, за этой сценой наблюдал осведомитель Бриффо.