Он различил чуть заметное свечение в чёрных глазах. Мысль, что он спасён, порхала в душе, как летучая мышь. Бабушка кивнула ему:
— Покажи мне, откуда выкатился погребёнок.
— Да, сейчас покажу, — быстро ответил Бамбуль, поднимаясь на ноги.
Кузен не кричал и не скандировал. Даже толстая чертяка помалкивала. Бамбуль взглянул туда, где стоял братец Бавван, а того уже и след простыл. Кузен скорчил кислую рожу, соседская злыднечка соскользнула в купель, подняв облачко дыма.
— Бабушка, — осторожно сказал Бамбуль, когда они зашли в дальние ходы, — у меня зуб, кажется, шатается. — И он показал на него пальцем.
Бабушка крутанулась на месте, немедля запустила свой грязный палец ему в рот и покачала зуб. Бамбуль почувствовал во рту вкус сажи, ржавчины, земли, стоножек и улиточной слизи — такой знакомый и надёжный дух бабушки Злыдневны.
— Ну наконец-то! — обрадовалась Злыдневна. — Три тонны пепла и два мешка сушёных мышиных хвостов! Это очень вовремя.
— Да уж, — пропищал Бамбуль, замявшись, но потом собрал мужество в кулак и спросил: — Бабушка, а у меня вырастут нормальные кривые зубы?
Бабушка прищурилась и долго смотрела на Бамбуля, прежде чем ответила:
— Само собой, Бамбуша. У тебя непременно вырастут ужасные чертячьи зубы.
Бамбуль обрадовался. Он почувствовал такое огромное облегчение, точно весь, от макушки до пяток, превратился в заполненный лёгким тёплым дымом шарик. Наконец они пришли в то место, где Бамбуль нашёл погребёнка. Бабушка стала осматривать свод, стены, канавы и бороздки, а Бамбуль занялся делом — качал зуб.
— Тут главное — не нервничать и не суетиться, — говорила между тем бабушка. — Зубы живут своей жизнью и выпадают, когда захотят. Так всегда было и будет Слушай, а что ты сделал с погребёнком?
— Выбросил, — ответил Бамбуль.
— Выбросил? Такой деликатес?! Они,1 между прочим, не каждый день к нам попадают.
— Извини, — тихо ответил Бамбуль, опуская плечи. Он почувствовал себя безнадёжно глупым, отчего зубное счастье стало стремительно меркнуть.
— Так, но ты должен помнить, куда ты его выкинул, — решительно сказала бабушка, упёрла острый коготь внуку в бок и давила до тех пор, пока он не кивнул с горьким вздохом.
Потом Бамбуль молча повёл бабушку в памятный ему коридор. Они обшарили его сверху донизу, как и пятнадцать соседних, но погребёнок как сквозь землю провалился.
— Ох-ох-ох, — горестно вздохнула Злыдневна, и землю облетел порыв холодного ветра; он забрался людям под пальто и юбки, и всех прохожих пробрало непонятным холодом. — Хорошо кончаются только сказки, — пробормотала бабушка, повернулась к Бамбулю спиной и побрела прочь, волоча хвост по грязи.
Бамбуль следом не пошёл. Не теряя времени, он снова сунул палец в рот — и обомлел. Ему показалось, что зуб перестал качаться. Прошла секунда, другая… Наконец зуб закачался снова! И теперь счастливый Бамбуль раскачивал его не останавливаясь.
Весь день Бамбуль занимался только тем, что, пристроившись где попало — у пароотводника, у водокапных камней, у кучи золы и возле огнедыра, — совал палец в рот и качал зуб. Он просто не мог заняться ничем другим. И зуб раскачивался всё сильнее.
Шаркая ногами, сгорбившись, мимо шёл папа Бабадур. Увидев Бамбуля, он прищурился и спросил:
— Чем ты занимаешься? — Потом нагнулся поближе и сказал: — Ну что, не шатается?
— Фафаеса, — ответил Бамбуль, не вынимая пальца изо рта.
— А ну-ка! — оживился папа, от нетерпения рисуя хвостом вензеля на грязном полу.
Потом он запустил свой немытый, длинный, жёлтый и кривой палец, пахнущий перцем и песком, в рот Бамбулю чуть ли не по самые гланды, нащупал нужный зуб и нажал на него.
— Всемогущий серный спрут и ты, серная каракатица! — закричал папа Бабадур. — Навоз и сопли всей преисподней! — Он потянул себя за большое, красное, висящее тряпкой ухо. Он всегда так делал, когда не знал, что сказать. — Зуб шатается!
— Гха, — подтвердил Бамбуль с разинутым ртом.
Оттого, что он целый день качал зуб, указательный палец на правой руке покраснел и на нём вскочил волдырь. Трудовая мозоль, иначе говоря. Ему пришлось перейти на указательный палец левой руки.
— Сын мой, — обратился к Бамбулю папа. Глаза у него сияли, на губах играла самодовольная ухмылка. — Первый зуб — это только начало. Тут главное — набраться терпения. — Он скатал свои губищи в трубочки, похожие на улиток, и тихо прошептал: — Подожди. Всё устроится само собой.
Дни шли за днями, и уже отгуляли День кипящей лавы с его традиционным шашлыком из крысиных окорочков и навозных жуков, нанизанных на чёрные, никогда не чищенные шампуры, и маревом воткнутых повсюду светильников из кипящей лавы. Главным событием праздника стали, как всегда, прыжки через кипящую лаву.