А папа Бабадур колдовал над обедом. С потолка капал жир, и густой влажный дух разносился по коридорам. У Злыдневны текли слюнки и уже хлюпали под ногами. На земле этот крепкий дух смешался с ветром, и прохожие стали подозрительно принюхиваться к соседям и косить по сторонам — от кого это так воняет? Собаки перестали гонять котов, коты — мышей, и даже сороки безвольно повесили головы. А несколько воробышков потеряли сознание и шлёпнулись с ветки на землю.
Наконец папа закричал, что обед готов. Он поджарил семнадцать крысиных поп и приготовил влажный, коричнево-чёрный пудинг из улиток и свежесобранных червяков. И фирменное блюдо — обугленный барсук. Его выложили на блюдо и вставили ему в рот фаршированную жабу. Жжёной шкурой и палёной шерстью несло на несколько этажей. Шеф-повар Бабадур сиял от гордости, как фосфором натёртый. Вдобавок ко всему он припас ещё один деликатес: без рук, без ног, тоже чёрный, но маленький и круглый. Папа Бабадур положил его барсуку под бок, молодецки закрутил хвост кольцом, а мамаша Бажаба подняла бровь. Повела носом. Облизала рот длинным тёмно-серым языком. И мечтательно застонала: «О-о-о!» Папа как-то неловко сложил губы в гармошку (Бамбуль готов был поклясться, что папа прячет улыбку!) и не выдержал: стал хвастаться. Взволнованно шлёпая хвостом по полу и поднимая тучи пыли, он рассказал, что уже давно нашёл этот деликатес, но не сказал никому, а припрятал для особо торжественного случая, и не прогадал. Какая-то зараза откусила, правда, кусок, но осталось всё равно много. Можно сказать, почти всё осталось. И право первым попробовать деликатес получит Бамбуль. И тут только Бамбуль понял, что это за головешка такая. Это же его погребёнок!
— Ну, Бамбуль, пожалуйста, — пригласил папа Бабадур. — Что заслужил, то заслужил.
— О-о-ой, — застонал вдруг Бавван, бледнея. Челюсть у него отвисла и упёрлась в грудь, глаза выскочили из орбит. — Это, что ли, погребёнок?
Злыдневна подалась вперёд, у неё потекли слюнки. Бамбуль посмотрел на обугленный шарик — цвет другой, но форма та же. Принюхался. Раскатал губу. Да, перед ним на едальном камне лежал, чуть перекатываясь, погребёнок. Теперь он казался ещё более гадким и ядовитым, чем в прошлый раз. Бамбуль задрожал от макушки до кончика хвоста. Папа Бабадур взял острый камень и раскромсал головешку на две половинки. Чёрная спёкшаяся корка разломилась, и взглядам открылось волшебное содержимое погребёнка. Оно сияло таким белым цветом, что защипало в носу.
И в эту секунду мамаша Бажаба трижды ударила в барабан. Звук раскатился по всему подземью, а люди наверху решили, что слышали три залпа из пушек королевского дворца, и подумали, что, наверно, родился наследный принц, не меньше. Они включили радио и стали ждать новостей.
А под землёй разгорался праздник. Подрощенные чертовки щеголяли в туфельках из змеиной кожи, на плечи они набросили боа из крысиного меха и накрасились углём, приготовились: сегодня будут танцы, там уж они хвостами покрутят. Тёмная нечисть всегда празднует Зубоночи с размахом, но тут случай особенный — зуб-рекордсмен невиданных размеров да ещё ослепительная белизна разрезанной картошки.
Зрелище не для слабонервного мелкого беса из подземья. Бамбуль вытер сопли ладонью и застенчиво улыбнулся.
— Ну давай уже, Бамбуля, пробуй! — подбадривал папа Бабадур, от нетерпения потирая руки. — Кусай, Бамбуль. Ну, открывай рот! Давай-ка подцепи пальцем — и в рот!
Папа приплясывал на месте и уже терял терпение.
Бамбуль перевёл взгляд с погребёнка на папу Бабадура и дальше — на маму Бажабу. Она кивнула ему.
Бамбуль смирился. Видно, судьба его такая, злодейка. Взял погребёнка и мужественно откусил малюсенький кусочек с самого края белой начинки. Все собравшиеся не мигая смотрели Бамбулю в рот и следили за каждым его движением. Папа Бабадур скакал то на одной ножке, то на другой.
— Ну что? Вкусно, да? Вкусно? — спрашивал он, клацая зубами.
Бамбуль кивнул.