— Понял! — Андрей опять саданул дуплетом. Знает, что я всегда стараюсь держать один ствол в запасе, и он успеет перезарядить ружье.
Рыбаки с лодок тоже перенесли огонь на новую цель, только Ленка, восторженно что-то крича, продолжает обстреливать берег прямо перед собой, где из-за скопившихся в одном месте тваренышей промахнуться было невозможно. Безбашенная девчонка — в двенадцать лет собственная смерть кажется чем-то нереальным и фантастическим, а жизнь — увлекательным, хотя порой и кровавым спортом. Да, и ей уже приходилось хоронить друзей и ровесников, но заколоченные наглухо гробы в детской психике никогда не примеряются на себя.
Хотя, надо отдать должное, мою дочь не упрекнешь в излишней лихости или неосторожности. Вот и сейчас, реально оценивая возможности своего оружия, выбрала ближайшую цель, которой способна нанести максимальный ущерб. Сколько у нее с собой патронов?
— Сзади!
Бабах! Андрей сносит подобравшегося со спины твареныша. Да откуда их тут столько? Бабах! Следующий выстрел сносит сразу двоих. Добивать некогда. Потом, если останемся живы.
— Чертобой, ответь базе! — совершенно некстати захрипела рация. — Чертобой — базе!
Некогда. Отвечать некогда — еще не меньше десятка лезут прямо в лоб. Дуплет. Переломить. Зарядить. Дуплет… Гильзы на хрен… Переломить. Зарядить. Дуплет… На спину падает что-то тяжелое, и тут же резкий удар по бронежилету. Андрей зло скалится, смахивая с приклада красно-серое месиво. Переломить. Зарядить…
Стрелять больше не в кого. События последних минут, сколько их там прошло, слились в одну, длинную-длинную, и выброшены из памяти. Только что был бой, и вдруг все кончилось. И даже кажется, что сквозь звон в ушах пробиваются переливы равнодушных ко всему жаворонков. Стою по колено в воде с переломленной двустволкой, Андрей на берегу бинтует себе кисть руки, затягивая узел зубами, а наши рыбаки, старшему из которых едва ли четырнадцать, деловито рассыпались по пляжу и рубят головы валяющимся тут и там тваренышам. Неплохо для детишек, чьи родители еще три года назад были убежденными вегетарианцами в экологическом поселении. Почти что толстовцами-непротивленцами.
Дочь с «Сайгой» в руках страхует товарищей и посматривает краем глаза с опаской. Нет, сегодня тебя не за что ругать. Мы — победители!
— Чертобой, ответь базе!
Да заткнется эта рация когда-нибудь? Андрей протягивает «Моторолу» и дипломатично отворачивается. Глубокий вдох и медленный выдох сквозь стиснутые зубы. Я спокоен. Я, блядь, трындец как спокоен! Рука сама тянется к карману в поисках сигареты. Но там пусто, давно уже пусто. Иммунитет к яду тваренышей дает неожиданный эффект — стоит закурить, и отек легких гарантирует смерть от удушья. И не помогает ничего, проверено, к сожалению, на практике. И к счастью, что не на собственной.
— Да, Валера, слушаю.
— Михалыч. Что там? — Голос Сотского взволнован и прерывист. — Почему не отвечал? Со стороны озера стрельба…
— Мы уже здесь, — перебил я председателя. — Наши все целы, высылай подмогу.
— Уже. Семь человек на «уазике» выехали только что.
— Валера, ты… — Захлестнувшая злость мешала говорить. — Да они сейчас за собой…
— Михалыч, я… — начал оправдываться Сотский.
— Погоди. Добро, пусть едут — ребят с ними отправлю.
— А вы?
— Заберем патроны — и дальше. Мысль одну проверю. — Я отключился и прикрикнул на подошедших поближе рыбаков: — Чего уши греете? А ну марш за сетками!
— Но, пап… — протянула дочь, видимо, ожидавшая похвалы за невиданный героизм в «великой битве».
— А ты иди головы режь! — жестко пресекаю любые попытки пререкаться.
Она с самым хмурым выражением лица повесила карабин на плечо стволом вниз и отвернулась.
— Лена…
— Да? — остановилась и вскинула голову.
И тихо, чтобы никто не слышал, шепчу:
— Я тебя люблю, дочь. И горжусь.
Где-то далеко послышался шум мотора — видимо, ребята решили рискнуть и двинулись напрямую через овраги. В принципе это уже не овраги — широченные ложбины между холмами, и там вполне можно проехать, если не слишком увлекаться скоростью. В былые времена сам любил зимами погонять там на снегоходе за зайцами. Я на снегоходе, а зайцы от меня бегом. Но это когда-то, а сейчас звук приближающейся машины был дик и непривычен. Дело в том, что движущийся автомобиль привлекает тваренышей. И это, пожалуй, единственное, что заставляет их собраться вместе. Тот случай в первую зимовку — исключение, подтверждающее правило.
Мы у себя из всей техники рискуем использовать только мотоблоки, и то единственно для вспашки огородов. Один пашет — четверо по периметру с ружьями. Потом меняются, и так всю посевную. И бензин безумно дорогой — все окрестные заправки за три года выцежены досуха. Только иногда удается разжиться, когда Шумиловская дивизия отправляет караван в Кстово, на нефтеперегонный завод. Не знаю, как туда, но обратно бензовозы в сопровождении бронетранспортера летят на огромной скорости, а увязавшуюся стаю на подступах к КПП отсекают огнеметчики. Пару раз из десятка вышедших машин возвращалась только половина.
Шум все ближе. Если еще и эти притащат за собой хвост…
— Ребята, к берегу не подходить, и держитесь ближе к средине.
Сам киваю Андрею и шагаю в воду. Звери ее не любят. Во всяком случае, до сегодняшнего дня не любили. И здесь мелко — в десяти метрах не выше пояса. Не допрыгнут. Лучше оказаться мокрым и смешным, чем сухим, но дохлым.
— Чертобой, ответь буханководу! — Ага, ладно, хоть сообразили.
— Старший слушает.
— Михалыч, мы на подходе.
— Да слышу, слышу… Гостей мне на жопе не тащите?
Кто-то в лодке заржал, но тут же поперхнулся, получив по ребрам маленьким Ленкиным кулаком.
— Смотрим, Михалыч. Все чисто.
Чистюли, бля. Ну, ничего, бывает и из духовных на всю башку вегетарианцев нормальные люди получаются. Но кто бы знал, сколько нервов и крови мне это стоит!
Машина остановилась метров за пятьдесят. Да, за ними действительно никто не увязался. И это наводит на некоторые размышления — обычно такое событие, как выезд автомобиля, твареныши никогда не пропускают. Не могут же они все лежать здесь на берегу?
— Николай Михайлович, — прибывший старшим тревожной группы Пашка Острогин держится настороженно и чуть смущенно, видимо до сих пор не может забыть курс молодого бойца, пройденный под моим командованием, — Валерий Дмитриевич просил передать.
На траву опускается увесистая сумка.
— Сколько?
— Две с половиной сотни.
Так… еще наш неприкосновенный запас посчитать, и осталось еще… В крайнем случае, если покажется мало, у дяди Вани перехвачу. В конце-то концов, мы не собираемся вести в Ворсме полноценные боевые действия. Всего нужно — пошарить в стоящей как раз на окраине больнице на предмет лекарств и пройти чуть дальше за речку. Там когда-то были две аптеки и магазин «Удачный». Хм… название по нынешним временам звучит чуть ли не насмешкой. Но это — основная цель рейда.
Да, никакой романтики, одни меркантильные интересы — идем за обычными семенами. Теми самыми, что продавались в прямоугольных красочных пакетиках. Правда, большинство из них были гибридами с маркировкой F1, через что и страдаем. Дело в том, что потомство этих мутантов не имеет родительских свойств. А еще через год можно вообще остаться без урожая. Вот и стараемся отыскать в обломках старой жизни стратегические запасы.
А рыцари без страха и упрека, объявившие тваренышей средоточием мирового зла, как-то быстро заканчиваются. Не нужно делать из войны культа — посвятив себя борьбе с тем самым злом, ты просто рискуешь потерять немногое оставшееся добро. Нет, с большой буквы — Добро.
Философствую, мать… Сорок шесть лет — не старость, но последние три года можно считать один к десяти. Имею право поворчать.
Рыбаки уже закончили проверку сетей и упаковали сдутые лодки в «уазик». Рядом лежит мешок с сегодняшним уловом. Килограммов сорок — для восьмидесяти с лишним человек не бог весть что, но все-таки… Мелочь засолим на зиму — тузлук с прошлых посолов хоть и вонюч неимоверно, да какой уж есть, запасы соли не безграничны. Хорошо еще, что удалось поживиться на складе магазина в Солонском, обезлюдевшей деревне это все равно не пригодится.