Гольбейн фиксирует особенности физиогномики, самые малые подробности облика, те, что пропускали даже Бальдунг, Грин и Дюрер. Тем страннее, что характеристики, данные моделям, часто совпадают. Существует ограниченная палитра эмоций и чувств – и Гольбейн, уже на стадии рисунка, решает, какой именно из трех обычно изображаемых эмоций снабдить данного героя. Томасу Мору Гольбейн придал облик сосредоточенной раздумчивости, родственной той, которой снабдил позже ганзейского купца Рулофа де Вос ван Стенвейка и английского придворного врача Джона Чемберса.
С годами неустанной работы мастерство Гольбейна достигло высшей точки, и в заказах отбоя не было; только за последний период жизни в Лондоне с 1533 по 1543 г. он выполнил более ста пятидесяти портретов, не считая росписей Уайтхолла. Находясь в Лондоне, при королевском дворе, Гольбейн писал придворных, но продолжал обслуживать портретами и купечество. Художник изобрел своего рода «проект», как сказали бы сегодня: он стал писать портреты всех ганзейских купцов, осевших в Англии. Список оказался обширен. Портрет Германа Гиллебранда Ведига (Гемельде галлери, Берлин) и портрет, предположительно, Германа Ведига III (Метрополитен) – это портреты членов одной купеческой семьи, ведущей торговые дела с Лондоном; и таких семей было много. Портреты Ганс Гольбейн-младший пишет с монотонной виртуозностью, тем более удивительной, что чувства, изображенные на портрете, интимны – раздумье, меланхолия, печаль. Кажется, что подобная глубина переживания не может быть воспроизведена дважды, но воспроизводится и дважды, и трижды. На матовом темно-лазоревом фоне полуфигура благообразного господина, погруженного в глубокую задумчивость a la Эразм Роттердамский; в руках персонажа всегда какой-либо предмет (прием восходит к бургундской живописи) – перчатки, клочок бумаги, ювелирное изделие. Это портреты торговцев шерстью, владельцев верфей, ростовщиков. Гольбейн часто использует любопытный прием в портретах купцов: художник украшает фон картины (лишний раз удостоверяя, что перспективы нет, это плоский рельеф) приличествующей случаю надписью, выполненной по латыни с датировкой римскими цифрами. Манера писать антиквой поперек фона и откровенно вводить римскую дату в изображение – отсылает нас к медалям Возрождения, выполненным в подражание римским геммам и камеям. Несомненно, представителю купеческого сословия льстило, что он изображен, как античный герой или как книгочей-латинист.
Впрочем, портрет Томаса Мора, мыслителя, нисколько не уступает вышеназванным произведениям в выразительности. Гольбейн даже создал групповой портрет семьи Мора, судя по всему, Томас Мор принял художника с рекомендательным письмом Эразма радушно. Не последнюю роль сыграло и то, что младший брат Ганса, Амброзиус, выполнил несколько иллюстраций к базельскому изданию «Утопии» Томаса Мора – в итоге Мор увидел в Гансе Гольбейне не только иллюстратора эразмовского текста, но и брата безвременно умершего Амброзиуса. Ганс высмеивал старшего брата за кокетливое, как он считал, латинское имя Амброзиус. Гуманисты, считал Ганс Гольбейн-младший, излишне много внимания уделяют игре в латинскую грамматику: Герхард Герхардс называет себя Дезидерий Эразмус, а Питер Гиллис называет себя Петр Эгидий; вот и старшего брата Ганса снабдили латинским именем. Хотели дать латинское имя и Гансу – он отказался, хотя в круг латинистов и грамматиков попал. Круг Томаса Мора был особенным. В XVI в. в Англии, где власть монарха была безраздельна, «Утопия» прозвучала не менее революционно, нежели «Капитал» в XIX в. Гансу Гольбейну посчастливилось жить в доме автора. Ганс Гольбейн-младший много работал, портретами намерен был добиться признания – дружба с влиятельными и образованными людьми была кстати.
Богатый Базель не отпускал, там художника тоже ждали заказы: пробыв в Англии неполных три года, Гольбейн вернулся в Швейцарию, выстроил в Базеле большой дом – затем, поколебавшись, опять уехал к Генриху VIII. В дальнейшем художник совершил несколько поездок между городами – выполняя и купеческие заказы, и королевские; Лондон давал работы больше. Колебания между двумя рынками показательны: купечество с частными заказами, с одной стороны, и стабильный доход, который обеспечивает институт абсолютизма, – с другой.