Главным художником английского Ренессанса считается немец Гольбейн, весьма относительно наследующий южнонемецкую ренессансную традицию; собственно, английский Ренессанс – это Томас Мор – ему и отрубили голову.
Словосочетание «христианский гуманизм» – Томас Мор именно христианский гуманист – звучит, как утверждение противоречивой позиции: разве можно следовать вере в Бога и одновременно возвеличить человека? Мир, как часто напоминают проповедники, во зле лежит, и человек – сосуд греховный, гуманизм не может быть религиозным, а поиск рая на Земле вполне христианским. Наука есть постоянное сомнение, вера – незыблемый обряд; обряд и сомнение несовместимы. Тем не менее в истории европейской мысли существовали мыслители, именовавшие себя «христианскими гуманистами», они спорили одновременно и с властью светской, и с властью духовной. Города будущего, которые они оставили нам в проектах, напоминают одновременно и церковь первых христиан, и коммуну, и лабораторию ученого.
Причем утопии христианских гуманистов – не самый радикальный пример. Даже марксистское учение порой толкуют как вариант религиозной мысли: есть рай (это коммунизм), есть избранный народ (пролетариат), есть золотой телец, который следует повергнуть. При всей антиисторичности этой параллели она не бессмысленна. Задолго до утопии о «свободном развитии каждого, которое является условием свободного развития всех» возникла коммунистическая и одновременно католическая версия рая на земле – это «Утопия» Томаса Мора – такое сочетание, как выясняется из истории, вполне возможно.
Казарменную утопию Мора (дома на острове схожи до неразличимости, равное распределение работ, равное распределение благ, деньги отсутствуют; жены и мужья обязаны быть девственниками при вступлении в брак, нравственный долг является единственным побуждением к деятельности) осмеяли многократно. Интересно понять, почему автор, воспевший буйное веселье и неутомимое поглощение пищи, остроты на грани непристойности и вакхические потехи – почему Франсуа Рабле стал продолжателем Томаса Мора. Рабле тоже написал Утопию – он, как и Мор, тоже был защитником христианской веры и проповедником общества равных. Аббатство Телем, предложенное Рабле в качестве утопической картины жизни, казармой не назовешь. В аббатство принимали только красивых и правильно сложенных, обладающих веселым нравом и образованностью, и – что существенно для Рабле – доброй волей. На воротах аббатства Телем водрузили девиз содружества – «Делай что хочешь!». Само слово «Телем» по-гречески обозначает понятие «желание» или «воля», и сколь далеко, на первый взгляд, кажется такое игривое сообщество людей от коллектива, описанного Мором, где все подчинено не личной воле, но нравственной необходимости.
Существенно, однако, то, что «добрая воля», по Рабле, может побуждать лишь к нравственным желаниям. Ничего дурного свободный человек пожелать не может в принципе. Абсолютная свобода есть абсолютная нравственность, и это принципиально. В этом положении – глубокое понимание идеи Христа: поскольку зло есть несомненная зависимость человека от дурного (дьявола), то следовать добру значит стать независимым. Этот анализ свободной воли как Божественного промысла выводит проект балагура брата Жана (и серьезного автора книги) на уровень христианского богословия. В таком утверждении и полемика с протестантизмом (Лютер свободную волю отрицал), и с католической схоластикой (схоласты представили синтез познания и религии, в котором знания выполняли служебную функцию). Проблема свободной воли сделалась самой насущной в поворотный момент христианства – в век Реформации. Если можно освободиться от католической (генеральной) догмы и вооружиться догмой национальной, как далеко заведет национальная религия? Если освободиться от универсалий и довериться факту – то в чем будет состоять генеральная концепция жизни?