Покорно дожидаясь, когда кудесник закончит таинство, она наблюдала, стараясь лишний раз шагнуть или чихнуть, словно опасаясь, что ее присутствие что-то нарушит и все пойдет крахом. Старец сам обратился к ней немного погодя. Она, по всей видимости, спрашивала о нем и о его делах, а он, в радостях интереса молодежи, не мог отказать поделиться знаниями с юным дарованием. Уж не знаю, как дошло, но сама дочурка его пригласила к нам в гости под вечер, чтобы он научил ее нескольким буквам на старом языке (уж очень интересно они писались). На том и порешили.
Вечером того же дня старец навестил наш дом.
– Милуйте, хозяева, да не судите. Не потревожу покой надолго.
– Доброму гостю всегда рады, – отвечала с теплой улыбкой жена. – Так и не серчайте за прием: что имеем, тем владеем.
Мы сели на кухне. Он показывал Весене (а именно так мы и назвали дочурку) вырезанные на дощечке буквы старого языка и называл их, а та неуклюже пыталась их повторять. Получалось забавно. Жена заварила чаю, и аромат вскоре пропитал воздух, казалось, словно даже за окном стало теплее и наступило лето.
– У вас прелестная дочь, – улыбнулся старец, – берегите ее. Особенно от тех тварей, что не дают покоя вашей земле.
– Уж вы-то, кудесник, можете знать, что за нечисть под дубами гнезда вьет? – Не удержалась жена.
– Не видывал их, но слыхивал. Имени не имеют, но тело и душу носят. – Старец дал дощечку Весене и предложил поиграть в сторонке. – Со старостой молвили об этом, и нет смысла не говорить другим, коли спросили. Нечистые твари здесь закрыты, и лес этот их тюрьма на веки вечные. Воют они в отчаянии, ибо не могут выбраться, и ищут-рыщут способ, да щелину, все выбраться хотят. А вы все на земле отчего-то держитесь с ними. Возможно, грехи предков на всех здесь, возможно, что еще – мне не ведомо. И помочь не в силах. Все что могу – дать немного защиты детям, коли разрешите.
Мы с женой одновременно кивнули. Старец снял с шею небольшой полукруглый деревянный амулет с какими-то символами и протянул нам.
– Если вера есть мне – пусть дитя ваше носит оберег. Он сильный, защиту даст ей, и пусть не снимает, тогда хворба любая слабее будет.
Мы поблагодарили за подарок, накормили гостя. После этого многое еще обсуждали, о цветах да саженцах, о птицах, что чудесным образом помнят в какую даль лететь и какими путями возвращаться с потеплением домой. Обо всем говорили, о разном.
Через пару дней старец ушел. Не прощаясь и не плача, тихо, с первыми лучами солнца. Тогда мы и отдали Весене его подарок.
И вновь зажили обычной, по нашим меркам, жизнью.
До того самого рокового дня.
Дочурка повзрослела, вытянулась, стала почти как мать. Любила петь и бегать по деревушке, играясь со щенками. День сменял день, после каждой ночи наступал рассвет. Было теплое лето. Лучи в нескончаемой любви дарили земле свое тепло, а мы растили на огороде овощи, чтобы продать их в городе и получить денег на прожить. Весеня бегала по деревне, радуя своим звонким голосом жителей, а затем, совершенно внезапно, к вечеру слегла.
Никто не мог утешить душу ответом, что стало причиной хвори. Она лежала бледная на кровати, не имея силы даже встать. Холодный пот пробирал горячее тело, подчеркивая неестественную бледность.
«На нашу семью пришел грех» – говорила женушка. Она сильно переживала немощь дочери и пыталась получить помощи от любой силы, что была за гранью нашего понимания. Если бы звери из чащи могли помочь, уверен, мы бы без раздумья пошли к ним. Но они не могли нам помочь.
– Послушай, – схватил я женушку за поникшие плечи. Казалось, они стали такими хрупкими и слабыми, что могут сломаться в моих руках. Я ослабил хват, – нам нужно привести лекаря из города.
Она молча смотрела куда-то сквозь меня, словно мои слова до нее не доходили. Я не сдавался:
– Он может нам помочь, он может знать, как нам помочь.
И вновь тишина. Я не решался сказать что-то еще. Отпустить меня дня нее будет тяжелым выбором – путь опасен, но лучше я рискну своей душой, чем буду ожидать, как душа дитя покидает тело. Женушка всё также молчала.
– Я пойду сейчас.
Медленно я отпускал ее, сделав полшага назад. В этот миг ее глаза налились страхом, криком отчаяния. Выступили слезы.
– Нет, – она упала на колени и громко зарыдала, – нет, нельзя так, нельзя. Опасно ведь, опасно.
– У нас нет выбора. С чистыми помыслами пойду, и не нагнать меня зверю.
– Опасно же, опасно! Старец ничего не смог сделать, вот как опасно!