Она была красива, как кинозвезда, с уложенными волосами и в своем лучшем платье. Но взгляд всегда был злым, а рот – сжат в тонкую линию, как будто она вечно сдерживала себя от высказываний. Я хотела бы, чтобы она когда-нибудь улыбнулась мне. Ее пальцы впились в мои руки, и она наклонилась ближе, голос стал еще холоднее.
– У тебя талант, Оливия, и я сделала все, чтобы ты могла сейчас стоять здесь. Если ты все испортишь, если опозоришь нас перед этими людьми, сидящими там, то разрушишь все, над чем я работала. Может ли твой крошечный мозг понять это?
Слезы навернулись на глаза, когда смысл ее слов дошел до меня. Чего я делать точно не хотела, так это разочаровывать маму. Но, казалось, я всегда только и делала, что разочаровывала ее.
– Я сделаю все, что смогу. Обещаю.
Она не улыбнулась и даже не сделала вид, что рада. Вместо этого она отпустила меня и сказала:
– Тебе стоит постараться. Потому что если ты этого не сделаешь, если упустишь эту возможность, я не прощу тебя, Оливия. Я не забуду этого.
С этим леденящим душу предупреждением она выпрямилась.
Ее холодные слова все еще кружились в воздухе, когда раздался стук в дверь. Через секунду она открылась, и я увидела молодую женщину с короткими темными волосами. Она выглядела очень угрюмой, словно работа в этом месте не доставляла ей никакого удовольствия.
– Меня зовут Кайли. Пожалуйста, следуйте за мной, – сказала она, поворачиваясь и направляясь вперед по коридору. Девушка даже не удосужилась оглянуться и посмотреть, идем ли мы за ней.
Мама подтолкнула меня, и я последовала за Кайли по тускло освещенному коридору, украшенному фотографиями известных музыкантов, которые когда-то были звездами этого лейбла. Их глаза внимательно смотрели на нас, из-за этого по коже от нервов побежали мурашки. Пальцы в тревоге теребили оборки платья, которое все еще ужасно кололось. Я чувствовала напряжение, исходящее от мамы, – оно делало тишину между нами невыносимо тяжелой.
Мы наконец остановились перед металлической дверью, и ассистентка повернулась ко мне со слабой сочувственной улыбкой. Она наклонилась и тихим голосом прошептала:
– Удачи.
Секунду спустя меня втолкнули в дверь. Мама стояла прямо за мной. Стены огромной комнаты тянулись так высоко, что, казалось, могли коснуться неба. Большие окна, пропускающие солнечный свет, делали все вокруг ярче. Но даже при всем этом свете в комнате было темно и страшно. Вокруг длинного стола сидели мужчины в костюмах – с серьезными лицами и тихими голосами. Они казались очень деловыми людьми, которые могли заставить любого сделать что угодно одним лишь своим словом. Мне было неловко и неуютно стоять перед ними. Когда дверь закрылась, слова мамы эхом прозвучали в моей голове, и осознание важности всего этого заставило меня нервничать еще больше.
– Давай же, Оливия, – прошипела мама отчаянным и напряженным голосом. Она стояла позади меня, ее руки лежали на моих плечах тяжелым грузом и подталкивали меня сделать шаг вперед. – Пой.
Когда я снова взглянула на строгих мужчин в деловых костюмах, почувствовала себя мышкой, оказавшейся в комнате, полной голодных котов. То, как они смотрели на меня… Их внимательные взгляды впились в мою фигурку, будто пытаясь заглянуть мне в душу. Мама говорила, что это важные люди из звукозаписывающей компании. Неужели все богатые люди такие… устрашающие? Они даже были намного страшнее директора моей школы, мистера Генри.
Я сделала глубокий вдох, пытаясь найти в себе смелость начать. В комнате было так тихо, что я могла слышать гул флуоресцентных ламп над головой. Я зажмурилась и начала петь, мой голос дрожал, как лист на ветру.
Но что-то пошло не так. Слова застряли у меня в горле, и голос дрогнул. Я не могла дышать – казалось, начала задыхаться. Сердце заколотилось в груди, и мне не осталось ничего, кроме как открыть глаза и увидеть, что мужчины все еще наблюдают за мной с непроницаемыми лицами.
Слезы навернулись на глаза, и мне захотелось выбежать из комнаты и спрятаться. Но я не могла. Мама сказала, что это наш шанс, и мне нельзя было ее подвести. Я только и делала, что подводила ее.
Я попыталась снова запеть, но вышел лишь тихий, дрожащий шепот.
Мужчины переглянулись, некоторые из них покачали головами. Один из них прочистил горло, и все встали.
– Я думаю, мы увидели все, что нам нужно. Она милый ребенок, – сказал один мужчина, выходя из комнаты. Он был единственным, кто хоть что-то сказал.
Мамины ногти тут же впились в плечи, пронзили все тело болью. Я чувствовала ее гнев и была в ужасе от одной мысли о том, что произойдет, когда мы уйдем отсюда.