На лице были слои тонального крема, консилера, пудры. На меня надели маску, скрывающую все изъяны и недостатки.
Я выглядела больной.
Неудивительно, что сплетники постоянно говорили обо мне.
Я была больна.
Я потянула себя за прядь, не переставая следить за незнакомкой в зеркале.
Кайф почти прошел, и по мере его угасания внутри меня нарастало чувство беспокойства. Эйфория и уверенность уступили место тревожной пустоте, – пустоте, которая, казалось, поглощала меня все сильнее с каждым мгновением. Мир вокруг потерял свой блеск, и все, что осталось, – это суровая реальность моего никчемного существования.
Легкое беспокойство грызло меня, заставляя чувствовать ужасный дискомфорт. Конечности казались тяжелыми и неподъемными. Это чувство тяжести резко контрастировало с энергичностью и резвостью, которые у меня были всего несколько часов назад.
Мне нужно было домой.
Марко и моя мать давно ушли. Вероятно, они пришли только для того, чтобы убедиться, что я доберусь до сцены. Лора, одна из моих ассистенток, ждала снаружи гримерки, чтобы проводить меня к машине. Один из моих домов находился неподалеку, и впервые за долгое время я могла переночевать не в отеле или в автобусе.
Еще бы дом ощущался как дом.
Лора не сказала мне ни слова за сорок пять минут поездки на окраину города. Но я к этому привыкла.
Я никогда бы не подумала, что можно быть одинокой, постоянно находясь в окружении людей.
Но моя жизнь была тому живым подтверждением.
Я неуютно заерзала на сиденье, когда особняк показался за окнами машины. Казалось, он возвышался надо мной, его роскошный фасад освещал каскад ярких огней. Он выглядел нелепо: слишком большим, слишком броским… всего в нем было чересчур. Мать заставила меня купить его для нас двоих несколько лет назад, сказав, что он мне нужен для демонстрации того, насколько я знаменита.
Но на самом деле этот дом был не больше, чем экстравагантным доказательством ее ненасытности, жадности и напускного престижа. Все внутри принадлежало ей: от вычурных украшений до услужливого персонала, который угождал всем ее прихотям. Даже еду, которую готовили здесь, она тщательно подбирала и контролировала каждый ее кусочек.
Мне всегда было неуютно в этом доме. Я чувствовала себя чужой в этих стенах.
Я прошла через огромные двустворчатые двери, потирая гудящие виски.
Все, что мне было нужно после изматывающего многочасового выступления, – лечь в кровать. Но, конечно, у меня такой возможности не было.
У Джолетт были гости. Особняк, полный гостей.
Их тоже тщательно отобрала мама. У всех этих людей была общая черта: они использовали меня как средство для достижения личных целей и реализации амбиций. Сборище прилипал и подхалимов, которые прицепились к моей матери для того, чтобы подняться по социальной лестнице. Они ни капли не интересовались мной – намного важнее был факт повышения статуса, который давало мое имя.
Они прогуливались по роскошно обставленным комнатам с видом, будто им все должны. Дизайнерские наряды и дорогие аксессуары кричали о том, что нужно обратить на них внимание. Они слишком громко смеялись, в их голосах не было ни капли искренности, – все они будто пытались превзойти друг друга в желании быть замеченными.
Все они были умелыми приспособленцами. Все, что их волновало, это возможность сказать, что они стали гостями на вечеринке в моем особняке. Так они смогли бы выглядеть более деловыми и значимыми, чем были на самом деле.
Вспышка чьей-то камеры ослепила меня, когда я шла через одну из комнат. Я поморщилась, когда они сфотографировали меня. Все мое платье промокло от пота, поэтому еще в гримерке после шоу я натянула на себя удобные спортивные штаны.
Гости улыбались и махали мне руками, желали моего внимания. Они были волками в овечьей шкуре, за что я и ненавидела их.
Черт. Моя голова раскалывалась.
Я завернула за угол… и там стоял Марко, нависнув над начинающей актрисой из C-листа, которая пыталась привлечь его внимание неделями. Я знала это только потому, что она когда-то была моей помощницей. До того как продала СМИ грязную и слезливую историю о том, какой я ужасный ребенок, и получила благодаря этому роль в мыльной опере.
И, конечно, после этого она все еще спокойно переступает порог моего дома.