В.В. решительно не соглашался с таким зачислением искусства в арсенал политической борьбы. Он не желал видеть в поэзии рупор каких бы то ни было общественных сил или интересов. Те, кто находил в его песнях иносказания, были убеждены, что он в совершенстве овладел издавна принятым в русской словесности «эзоповым языком» Многие знатоки с увлечением занимались расшифровкой намеков, или, на ученый манер, «аллюзий», разбросанных в его стихах. Иногда на концертах В.В. отговаривал своих слушателей от слишком усердных изысканий такого рода — что там у него в строках запрятано: «контр- ли революция, анти- ли советчина». Делал он это вряд ли из страха перед возможными преследованиями в случае выявления заложенных в его песни идеологических мин. Ему, видимо, была неприятна сама мысль, что слово поэта хотят оценить по политическому прейскуранту. В отличие от своего гениального предшественника и тезки он вовсе не хотел, «чтоб к штыку приравняли перо». И помогать толкователям его «аллюзий» он не спешил:
К тому же он отлично знал, что кое-кто из охотников за тайным смыслом его слов предается этому занятию не из обостренного гражданского чувства, а но долгу службы. Таким он вовсе не сочувствовал и всегда готов был их разочаровать:
Как и Ж.Б., он полагал, что каждый вправе толковать по своему разумению все, что читает или слышит, включая и его песни. Кто-то понимает их смысл сразу, хотя и не «до глубин». Кому-то для этого требуется известное напряжение ума, и когда оно дает свои плоды, то кажется, будто совершил открытие, как тот большой начальник, которому понравилась песня «Охота на волков»:
На публичных концертах В.В. почти всегда рассказывал аудитории о своей работе и комментировал некоторые песни, но эти рассказы, которые он иногда полушутя называл лекциями, мало были похожи на авторские пояснения, скажем, на те, «рацеи» (кстати, в стихах), с какими художник П.А. Федотов выступал перед зрителями у своих картин. Когда же от В.В. таких пояснений все же требовали, он отвечал довольно уклончиво: «Мне часто присылают письма, в которых спрашивают: «Что вы имели в виду в той или иной песне?» Ну, кстати говоря, что я имел в виду, то и написал. А как меня люди поняли, зависит, конечно, от многих вещей: от меры образованности, от опыта жизненного и так далее».
Подобные вопросы часто задавали и Ж.Б. И получали такой же по сути ответ. Вот, например, что он заявил одному из своих собеседников, ожидавшему услышать от него авторское толкование философского смысла ее песен: «Я делаю свою работу серьезно, потому что предъявляю ее публике. Отсюда следует, что я придаю своим песням некоторое значение. Но объяснять, какую философию или какую мораль я в них вкладываю, — уволь. Я вкладываю туда Брассенса».
Тот и другой пели только от своего имени, представляли только самих себя. И в песнях своих они не просто утверждали право человека идти своей дорогой, которая может и не «вести в Рим». Они открыто, без обиняков, но, опять-таки, своим особым образом высказывали свое отношение к тем дорогам, по которым идет большинство.
«РАССКАЗ О ПОДДЕЛКАХ»
Вы боитесь глубоко устремленного взора, вы страшитесь сами устремить на что-нибудь глубокий взор, вы любите скользнуть по всему недумающими глазами.
Грязная Ложь чистокровную лошадь
украла
И ускакала на длинных и тонких ногах.
Одно из качеств, отличающих поэта, как и всякого истинного художника, от большинства смертных, состоит в умении по-особому, свойственным только ему одному способом видеть мир и показать ближнему, как он его видит. Ю. Тынянов назвал это свойство способностью «необычайно видеть вещи». Бывает, что поэту бросается в глаза такое, чего миллионы его современников вовсе не замечают или не хотят замечать, как подданные голого короля не желали видеть, что он гол. Поэт бывает похож на того простодушного ребенка, которому не успели или не смогли внушить, что нужно видеть у королей и чего видеть не следует. Ему вообще труднее заморочить голову, чем другим. Оттого-то власть имущие и пастыри человеческого стада всегда относились к поэтам с опаской, зорко за ними приглядывали, при всякой возможности норовили их завербовать, подкупить, а неподкупных явно или тайно сживали со свету.