— Ложь… ложь… Нет Бога… Есть дьявол… женщина, совратившая меня… Бог — это я… Цеге Бог… Мне все позволено… Три дня тому назад я впервые выпил человеческой крови… я убил офицера… за то, что в нем сохранилась честь… честь, давшая пощечину барону Мантэйфель… А может быть я убил Симбирского кадета? Что ты молчишь?.. Симбирского?..
Обессиленный, он снова опустил голову, тяжело дышал…
— Что ты хочешь от меня? — не подымая головы спросил Цеге.
Брагин молчал.
— Я тебя спрашиваю…
— Я хочу получить пропуск в Симбирск…
— В Симбирск?.. Ты снова будешь в родном корпусе, где я учился с Митей… Где Фадеев?.. Полковник Фадеев воспитывал во мне порядочность и честь… Теперь уж поздно… возврата нет… Только никому не говори, что видел меня… Не скажешь?
Он устремил на Брагина больной вопрошающий взгляд и умоляюще спросил:
— Не скажешь?
Через полчаса Брагин получил от Цеге все необходимые документы на легальный выезд из столицы. Цеге широко открыл сейф и застенчиво положил на стол пачку новых кредиток. Комната потонула в тишине неловкого молчания.
— Не брезгуй… возьми на память от Симбирского кадета, от барона Мантэйфель… Руки не подашь?.. Не надо… не надо…
— Подам Симбирскому кадету, другу Мити…
ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ
Маньчжурия… Харбин… Последний осколок России, брошенный вихрем революции на чужую землю. Русское влияние, язык, уклад жизни, обычаи, культура и непоколебимая вера в скорую радостную встречу с Родиной. Стих последний аккорд неравной и предательски проданной союзниками борьбы. Сданы в архив: чины, ордена, погоны, шашка, револьвер… Впереди в тонах полной загадочности и неизвестности, расстилается путь новой жизни, путь борьбы за право жить. Новые надежды и разочарования, взлеты и падения, радости и печали.
…Брагину еще раз в жизни при несколько необыкновенных обстоятельствах довелось встретиться с Екатериной Максимилиановной мисс Френч. Живя в Харбине, он даже не знал, что постаревшая, больная, часто прикованная к кровати, мисс Френч тихо доживает свою жизнь в маленьком особняке по Большому проспекту. Потеряв Киндяковку, особняк на Покровской улице, реквизированный и превращенный большевиками в городской музей, мисс Френч, английская подданная, не поехала в Англию, а с русской волной пила чашу беженства и докатилась до Харбина. Она жила с доходов своего ирландского имения, и так как запросы личной больной жизни были уже не значительны, широко занялась благотворительностью. Она числилась почетной попечительницей монастырской больницы имени доктора Казем Бек, и хотя стены больницы ее никогда не видели, они были молчаливыми свидетелями ее доброты, заботы и сердечности. Ее домашним врачем был старший ординатор больницы доктор Борис Николаевич Чистяков.
Монастырская больница для пополнения своих средств готовилась к большому благотворительному балу. В маленькой квартире доктора Чистякова последняя репетиция хора цыган. Плач гитар, огневые мелодии разбитной таборной песни чередуются с грустью непонятой, отвергнутой любви… Брагин большой любитель и знаток цыганской песни, с энтузиазмом управляет хором. Смолк последний аккорд… В гостиную вошел разрумяненный декабрьским морозом Борис Николаевич.
— Господа!.. У меня к вам большая просьба… вернее не у меня, а у мисс Френч… Я только что от нее… Екатерина Максимилиановна очень просит вас завтрашнюю генеральную репетицию провести у нее за ужином, и если возможно, в костюмах… Я всячески отговаривал ее, ибо по состоянию здоровия ей нужен полный покой, а не цыганская песня… но я сам сделал оплошность, сказав, что чавалом хора является бывший Симбирский кадет… Никакие дальнейшие уговоры результатов не принесли… Отказать — обидеть добрую больную женщину, согласиться…
Резкий телефонный звонок оборвал слова Бориса Николаевича.
— У телефона доктор Чистяков… Кто говорит?.. Екатерина Максимилиановна… да, да сказал… одну минуту… Господа, Екатерина Максимилиановна ждет у телефона вашего согласия…
Хор вошел в переднюю… Гитары проговорили отыгрыш… Лида Костерина запела —
Хор ответил припевным согласием.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Просторная столовая в доме мисс Френч залита огнями, огнями жизни. Блестками алмазов со стола сверкает фамильный хрусталь, серебро… Белое поле скатерти выткано разноцветным ковром цветов, вин, закусок… Хор цыган в ярких костюмах дополняет русскую ширь, черные фраки лакеев подчеркивают торжественность момента… Все ждут появления Екатерины Максимилиановны Френч.