Через час шнява «Евпл второй» покидала Архангельскую гавань.
Берег отходил, заволакиваясь туманной дымкой, и скоро исчез из глаз.
Впереди лежало пустынное Белое море.
«Евпл второй» подходил к мысу Нордкап. Шел сороковой день плавания.
Боцман Иван Васильев и юнга Суслов стояли на вахте.
Было около двух часов пополудни. Кругом расстилалась бескрайная ширь.
Тяжелые волны Ледовитого океана гулко катились навстречу.
Вдруг юнга закричал с грот-мачты:
— Иван Трифоныч! Паруса!..
Боцман, поспешно сунув в карман подзорную трубу полез на мачту. На краю горизонта, где небо сливалось с водой, показались белые крылья.
Судя по оснастке, это был военный фрегат.
— Мишка!.. — заволновался боцман. — Зови Матвея Иваныча!
Юнга спустился с мачты и побежал к каюте.
Шкипер и все матросы вылезли на палубу.
Фрегат шел наперерез шняве. Вот от него оторвалось белое облако. Грохнул сигнальный выстрел.
— Пропали, — пробормотал шкипер, — спускать паруса велят. Наверно, англичане. Ну что ж, ребята, придется…
Матросы полезли спускать паруса. Шнява замедлила ход. Фрегат подошел ближе. От борта его отделилась шлюпка и поплыла. Купеческое судно легло дрейф.
Шлюпка подошла к шняве. Стоявший в ней офицер что-то крикнул на своем языке. Русские не поняли.
— Шут его знает! — пробурчал шкипер. — Чего он хочет? Спустите, ребята, трап.
Матросы спустили сходни. Шлюпка пристала вплотную к борту.
Пять матросов и офицер взобрались на палубу.
Перешагнув борт, они направили ружья на безоружных архангельцев. Русские подняли руки вверх.
Один из англичан, отложив в сторону винчестер, принялся их обыскивать, тщательно выворачивая карманы.
Найдя у шкипера бумажник с деньгами и бумагами, он раскрыл его и быстро передал офицеру. Шкипер заволновался:
— Постой!.. Куда? Деньги казенные. Я за них в ответе.
Но офицер молча направил на него пистолет. Пришлось покориться. Обыскав всех, англичане погнали русских матросов в трюм и заперли, а шкипера, подталкивая прикладами, спустили по трапу в свою шлюпку.
Его повезли на фрегат. Под караулом отвели в командирскую каюту. Капитан что-то писал. Офицер положил на стол бумажник, вытащил документы, разложил их и, козырнув, отошел в сторону.
Капитан посмотрел на бумаги, потом на пленника, словно изучая его.
— Ваше благородие, за что обижают? — заговорил шкипер, тыкая пальцем в лежащий на столе паспорт. — Фамилия моя Герасимов. Зовут меня Матвей Иваныч. А судно торговое, купца Попова. В Норвегию к его благородию господину Иогансону рожь и пеньку везем… Отпустите, сделайте милость.
Англичанин равнодушно выслушал объяснения. Он просил что-то по-английски. Шкипер его не понял, попробовал было по-норвежски снова объяснить, что судно торговое, но ему не дали, — два матроса взяли Матвея Ивановича и повели в карцер.
Там он просидел до вечера. Когда стало темнеть, часовой отвел его на палубу. У фрегата уже ждала шлюпка. Шкипера под караулом привезли обратно на шняву.
Взойдя на шняву, он увидел, что его судном владеют англичане. Караульные втолкнули его в трюм и закрыли люк. Падая, он задел что-то мягкое. Кто-то помог ему встать.
— Кто здесь? — спросил шкипер.
— Матвей Иваныч! — раздались обрадованные возгласы.
— Сколько вас здесь?
— Трое, — ответил юнга.
— А остальные где?
— Не знаем, — пробасил штурман, — должно быть, их увезли куда-то… Ну, Матвей Иваныч, рассказывай…
— Да что рассказывать! — вздохнул шкипер. — В плен попали… Грабеж среди бела дня… И что теперь делать, ума не приложу.
Моряки грустно вздохнули. Разговор смолк. Вскоре пленники уснули.
Утром крышка трюма открылась. Караульный просунул пленникам хлеб, кружку с водой и ушел. За стеной судна шелестела вода. По этому шуму можно было догадаться, что английский фрегат ведет шняву на буксире. Пленники окончательно приуныли. Особенно в отчаяние впал штурман. Дома у него осталась семья.
— Не видать мне ребятишек, — вздыхал штурман. — Вот так же деда моего англичане увезли. Посадили сердешного на островочек. На островочке ни одной живой души. Двадцать лет он так промаялся, говорить даже разучился, а потом кой-как домой прибыл да и помер. Знать, и нам будет такая погибель.
Шкипер утешал его, как мог.
— Не роняй достоинства, Федор Петрович, — говорил он. — Как-нибудь выберемся.
Но он и сам плохо в это верил. Надежды выбраться из плена не было никакой. Время текло томительно медленно.
Пленники развлекали друг друга воспоминаниями о прошлом. Матвей Герасимов был опытный моряк. Когда-то он имел свои транспортные суда. Ходил по Белому морю. Но ему не везло. Беда словно по пятам ходила. Шнявы его терпели крушение одна за другой. Обеднев, он пошел в шкиперы на чужие торговые парусники. Плавал долго. Накопил опыт. Ему было о чем порассказать.
Так прошло четыре дня. За это время шняву порядком пораздергало качкой. Пазы разошлись. В трюм набежало до четырех футов воды. Мешки с рожью намокли. Ветер посвежел, и тянуть осевшее судно было тяжело.
Утром на пятый день плена, когда открылась крышка трюма, русские увидели, что фрегат ушел и шнява плывет сама по себе. На палубе девять английских матросов и офицер.
Заметив такую перемену, Герасимов стал уговаривать своих товарищей вновь овладеть судном.
— Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Чего страшиться, ребята? — урезонивал он. — Все равно не в бою, так в плену погибать. А ведь коли удача будет, глядишь опять домой воротимся.
Архангельцы слушали его с тревогой. Штурман не соглашался.
— Не пойду я на такое дело, Матвей Иваныч. У меня дома жена, дети остались. При таком случае убьют или расстреляют, а если в плен попаду, так все-таки надежда будет, авось домой отпустят.
— Едва ли отпустят, — досадовал шкипер, но уломать не мог.
Штурман стоял на своем. Четыре дня препирались они. Наконец, не вытерпев, Герасимов сказал:
— Ну, ладно. Без тебя управимся. Ты только сиди да помалкивай…
Юнга лежал в бреду. Боцман и шкипер решили попытаться вдвоем овладеть шнявой, на которой десять вооруженных англичан сторожили пленников.
Предприятие казалось опасным и несбыточным, но тут помог случай.
На десятый день плена один из английских матросов забыл запереть люк в трюм. Пленники решили этим воспользоваться. В пять часов вечера боцман и шкипер осторожно выбрались на палубу. Офицер и восемь английских матросов отдыхали в каюте. Только один часовой стоял на вахте. Шкипер, прячась за канатами, неслышно подкрался к нему и стремительным толчком выбросил за борт. Падая, вахтенный закричал, но было уже поздно. Боцман, заперев чугунным засовом дверь в каюту, заколотил ее гвоздями.
Запертые в каюте англичане проснулись, начали бить изнутри в дверь табуретками, но засов и гвозди были вбиты на совесть. Стрелять им было нечем — все ружья остались на палубе.
Опасаясь, как бы враги не вырвались, шкипер и боцман по очереди караулили выход из каюты.
К вечеру англичане после безуспешных попыток вышибить дверь или разломать стену стали знаками показывать, что хотят есть.
Шкипер осторожно через крошечное окошко подал им еду.
Однако англичане не теряли надежды снова овладеть судном. Из старого долота они смастерили патрон и попытались выстрелить в Матвея Герасимова, но промахнулись. Тогда шкипер, угрожая ружьем, принудил их отдать долото.
На пятый день плавания на горизонте показалась узкая черная полоска земли. Это был датский берег. К полудню шнява уже входила в порт города Вардгуза.
Оставив боцмана караулить пленников, шкипер съехал на берег и отправился к коменданту.