На следующий день паром и правда прибыл в Росток. Дело было под утро и друзья только-только успели позавтракать. Завтрак их был скуден: авокадо с тостами и брусничная газированная вода. С дядькой и его семьей еще вчера условились встретиться в фойе, у выхода в море, то есть на сушу, когда этот выход открывался. Пришли и сели на свои маленькие чемоданы. Настроение, впрочем, было прекрасным и легкость сдавливала в своих силках сердце, что то буквально парило, находилось в полете свободного падения. Пока ждали, к ребятам подошел музыкант и о чем-то тихо переговорил с Владимиром. Это что, еще один его старый друг? Нет! А вот и не угадали! Но после вчерашних посиделок и песнопений Бременских музыкант, которому нос утерли музыканты небременские, решил с ребятами позанкомиться. Но английского языка он, впрочем, почти что не знал, а потому подошел к Владимиру (тот, как ему показалось, чем-то был, как чистокровный немец). Былого решили не ворошить, и музыкант снова принес им все свои инструменты. Играли задорно, долго, весело. Игра чем-то напоминала что-то очень живое, как летний утренний перелив голосов птиц, ну, или одной могучей птички. Когда Мезерпос, как он представился раньше, со своей семьей подошел ко входу, тут уже собралась вся бодрствующая в это время публика, и в такт хлопала русской-народной «Калинке», исполняемой Ильей на тромбоне. Да… Зрелище, конечно, было необычное. Интересное. Почему бы, и правда, почему, все мои герои не стали вдруг бродячими музыкантами?! Генриусу бы так шло приплясывать, приседать под польку! Пожалуй, Мезерпос думал о том же, и на секунду даже хотел навсегда нанять этих ребят себе, но быстро отогнал эту глупую мысль. Но в гости, все-таки, звать не отказался. Он находился сейчас в таком материальном и возрастном положении, что что был лоялен почти абсолютно ко всему, а если принимал спонтанные решения, то делал это только ради разнообразия. Следует заметить, что Мезерпос достаточно часто принимал такие решения.
В Бремен добрались без труда, благополучно погостив пару дней у Мезерпосов. Несмотря на свой статус, в общении оказались наиприятнейшими людьми, для них ребята и пели, и плясали, с ними ребята много смеялись и вкусно кушали, а под конец, когда Илья дочитал им свой последний рассказ, остановившись на строчках: «Жизнь-это танец», жена Мезерпоса и вовсе попросила договориться того об участии путников в следующем цирковом представлении. Да… Давно слоны и жирафы, да, в Бременском цирке, был даже и такой, давно все эти звери не выступали под аккомпанемент этой бродячей, как водоворот, скандинавкой компании. И вот, в Бремен добрались без труда, до начала выступления было еще немного, в аэропорту, точнее, возле него, путников встретил один агент, какое-то должностное пиар-лицо этого цирка, и первым делом отвел их в местный ресторан, немецкую пивнушку. Пробовали всего и много: вепрево колено и свиную рульку, колбаски и шницели, хохотать и плакать с этим веселым представителем-немцы же! Еду, как принято, разносили румяные женщины в традиционных костюмах: красных или красноватых платьях с белыми фартуками, как бы старинного покроя. В общем, в Бремене путникам от души понравилось, о чем и предупреждал их Владимир. Вечером, уже после цирка и всех событий, произошедших там, ребята так же дружно собрались в этом же ресторанчике, уже впятером, без агента ( тот отправился праздновать успех к своим). И говорят, там действительно было на что посмотреть и о чем праздновать. А дело было вот как: актеров посадили в гримерку, наших несчастных горемык посадили в кресла, какие часто бывают в дорогих парикмахерских, и, к великому неудовольствию Владимира начали всячески пудрить. Владимир, правда, чуть подуспокоился, когда узнал, что этой процедуре был подвержен даже жираф, правда, в некоторых иных условиях. К жирафам Владимир вообще имел тайное уважение, после того случая, еще на «Молодости», когда Илья в очередной раз выкинул своего жирафа за борт, и того поглотила форель, которую потом друзья отведывали почти три дня-таких огромных размеров была рыбина. Но об этом как-нибудь потом, может. Сейчас гримерка. И вот, значит, загримированных до неузнаваемости Владимира и всех ребят, а так же барабан, лежащий у Ильи на коленях, объявили полностью готовыми к выступлению. Гримировальщицы, как водится, свою работу сделали и вышли. До выступления оставалось десять-пятнадцать минут, и ребята дружно, гурьбой, по катакомбам цирка побежали искать туалет, фонтан, впрочем, все, где можно было бы умыться. Строения катакомб, конечно, не знали и бежали себе наугад. А тут, представьте себе картину: бегут по какой-то лестнице, надстройке, и видят впереди, навстречу им-жираф, ведомый досмотрщиком на выступление. Жирафы, впрочем, вовсе не агрессивны. Ну, засмотрелись на жирафа, Илья его даже почесал за ухом, как того волшебного зверя из Гарри Поттера, и вроде бы пошли по верху дальше. Но тут как-то невзначай, своей обычной походкой из-за угла пристройки вышла одна из гримерш… Наверное, решив познакомиться с Ильей поближе. Ну, ребятам, понятное дело, чтобы не быть пойманными на месте преступления, да еще и с тромбоном, который, как и барабан, собирались отмыть, не оставалось делать ничего, кроме как взять, и со всей отважностью мускуле над правым ухом вчетвером запрыгнуть на жирафа. Кто же знал, что в этой надстройке висело порядка десяти камер, смотрящих туда, вниз, и ретранслирующих все происходящее с жирафом на публику. А теперь представьте, как себя почувствовали гости в зрительном зале, как увидели сие представление? Крайне озадаченно и заинтересованно, скажу я вам. Жираф же и дрессировщик будто ничего не заметили, а это означало, что феерии быть. Примерка вдруг неожиданно стала пустовать, но когда пропажи хватились, Илья уже во всю отплясывал, радостный, под аккомпанемент своих путников и запевал, заигрывал так полюбившуюся ему калинку на своем тромбоне. Потихоньку все в зале, оправившись от неожиданности, начали хлопать и подпевать. Дрессировщик стоял с раскрытым ртом, не смея и не желая скрывать своего удивления, но тоже хлопал. Казалось, хлопало все, даже цирк стойками своего шатра, даже жираф своими потертыми копытцами. Можете представить себе теперь тот ажиотаж, что вызвало представление. После агент сказал, что зрители хотят еще больше сеансов. Ребята согласились. Им выплатили еще больший гонорар. Сейчас, сидя в ресторане, никто из них даже ни о чем и не думал. Жизнь им казалось какой-то сказкой, текучим медом, что, бывает, вытащишь из банки, и он течет-течет, напоминая вечность, и ты знаешь, что он никогда не остановится. Все просто наслаждались тем, что наслаждаются жизнью. На часах, как это почему-то часто бывает в таких случаях, было без двадцати двенадцать.