На черновике лессировка может выглядеть сеточкой, шахматным полем, но мне милее "лесенка" — когда краска наносится вертикально, ступеньками, постепенно набирая тон и насыщенность.
Несмотря на существующие вроде бы твердые правила рисования и раскрашивания получившегося эскиза, мангаки все равно поступают по-своему, руководствуясь только собственным удобством в работе. Кому-то легче прорисовать фон, оставив героев светлым пятном, над которым будут трудиться позднее. А кто-то, наоборот, бьется над персонажами, а фон отдает помощникам. Творческие люди, у каждого свой, нестандартный взгляд.
Я люблю начинать с персонажей, с самых светлых участков, чтобы видеть, как постепенно наращивается насыщенность цвета. Чем больше слоев и оттенков пересекается, тем более насыщенным становится цвет. Если фигура светлая, как Драко, то самыми темными будут тени: собственные и падающие. Нужно в полной мере оправдать звание будущего сиятельного лорда и принца подземелий. Но не переборщить, все же у меня не седзе, он не должен быть белоснежным и хлопать глазами. Кстати, о глазах! Вот уж о чем не задумывается большинство мангак, за исключением сериальных, которым важно прорисовать каждого персонажа. Обычные сосредотачиваются лишь на главных героях. И как правило, в основном, на женских. С помощью глаз, положения бровей и уголков рта выражаются чувства. Считается, что самые узкие и резкие глаза — у злых героев, антагонистов. Ну, не совсем так. Если человек сам по себе жесткий, решительный, ему можно сделать узкие глаза, четкую, властную линию бровей. Драко — именно такой, хотя линия и смягчена его возрастом. А вот у рыжика глаза чуть больше, что отражает некую наивность персонажа и подсознательно настраивает, что снизу будет именно он, станет ведомым крепкой, твердой рукой одного блондинистого еще-не-лорда.
Цвет набирается от теплого к холодному: теплые тени, холодные рефлексы — отсветы цвета и света, например, на волосах.
Самая большая проблема — проработка лица и контуров, мелких деталей. Чем кисть тоньше, тем лучше, есть даже сверхтонкие, но они не могут набрать достаточного количества воды и краски. Поэтому большинство художников используют толстые кисточки с сужающимися концами.
Волшебные краски — просто прелесть! Ими можно рисовать даже простым волоском — они прекрасно передают насыщенность, берут достаточное количество краски. Разумеется, еще все зависит и от мастерства художника, поэтому к окончанию работы над одной страницей, руку сводит, а перед глазами плывут цветные пятна. И раскрашивание снится всю ночь. Если когда-нибудь Темный лорд попытается заглянуть ко мне в голову, искренне соболезную — поучаствует в психоделических картинах мира, взятых словно со страницы "Алисы".
В школе царило странное оживление, все перешептывались, переглядывались, судачили о чем-то.
— Что происходит?
Кажется, я отстал от жизни, потому как Падма посмотрела на меня с искренним удивлением.
— Ты же сам ляпнул про драконов на Зельеварении. Некоторые сходили, посмотрели, у него в хижине действительно детеныш норвежского горбатого! Попечительский совет решил устроить проверку, комиссия уже две недели в школе. Ты только сейчас заметил?!
— Э-э… ну да, — даже слегка смутился. Действительно, занятый рисованием, совсем не увидел суеты под носом. И взрослых волшебников на уроках, расхаживающих по коридорам. — Кстати, что стало с Хагридом?
— Его посадили на полгода в Азкабан, — поджала губы староста факультета Пенелопа Кристалл. — Незаконное разведение драконов, хранение драконьих яиц строго карается магическим законодательством. Либо выплачиваешь большой штраф, при отсутствии злого умысла, разумеется, либо сидишь в тюрьме. Я не верю, что Хагрид планировал разрезать дракончика на части и продать как ингредиент для зелий, однако… на его домике нет никакой защиты. И поступить так с дракончиком мог кто угодно, он же еще маленький, беззащитный.
Девочки сочувственно закивали головами, сопровождая слова старосты вздохами. Дракончика действительно жалко, ему же холодно и кушать надо. Зато теперь он в безопасности в магическом заповеднике.
Меня же больше интересовали задумчивые лица Дракона и Ласки. Они уткнулись в книжки, Рон даже есть прекратил, вместо этого он жевал губу. У Малфоя-младшего на лбу пролегла тонкая морщинка.
В классе, в который они якобы забежали, чтобы спрятаться от тролля, находилось старинное зеркало, прорисованное вплоть до мельчайших завитушек. Наверное, я стал первым, кто ничего не увидел в нем, так как сама отражающая поверхность интересовала меня мало. А вот обстановка, игра света и тени в неверном пламени факела на стене….
Воспоминания, желания, мечты — такие моменты изображаются в манге слегка расплывчато. Либо мелким планом в облачке, ведущем к голове главного героя, но тут, скорее, для чиби-версии. Либо на всю страницу, но с размазанными краями, что говорит о нереальности происходящего. И тем не менее, четко прорисована сама картина, чтобы читатель понял, как это важно.
Они увидели друг друга. Они увидели себя. Мальчик, всю жизнь живший в тени братьев, мечтающий найти свое место, хоть в чем-то превзойти их, хотя бы немного. Не до кубка по квиддичу, не до кубка по школе, но хотя бы преуспеть в одном предмете, стать немножко более талантливым.
Наследник аристократического рода, чьим единственным желанием было заслужить одобрение отца. Хотя бы простое поглаживание по голове, ласковый взгляд, говорящий, что сын сделал все правильно. В зеркале отец никогда не отдергивал руку в последний момент, в паре сантиметров над прилизанной блондинистой макушкой.
Тот самый поворотный миг, когда их отношение друг к другу начнет меняться, когда они вынуждены будут увидеть не олицетворение своей неприязни, но простых Ласку и Дракона.
— Мистер Поттер, — мягкий, вкрадчивый, как поступь хищного кота, голос.
Возле стола Когтеврана стоял Северус Снейп в компании высокого блондина с королевской осанкой. Нельзя упускать такой шанс разглядеть вблизи, подробно, родителя одного из главных героев.
Обычно альбиносы и блондины какие-то бледные, невыразительные, если естественные, разумеется. Белые брови, белые ресницы, бледная кожа. К Люциусу Малфою это не относилось ни в коей мере. Он скорее был кофейных тонов и оттенков.
Если пользуетесь магическими красками или акварелью, забудьте навсегда об имеющихся цветах. Нельзя пользоваться только одной баночкой. Тот же коричневый являлся богатейшим сосредоточием оттенков, от темного, почти черного, до светлого, как пенка на топленом молоке.
Люциус Малфой был именно таким, топленым молоком. Платиновые волосы, зачесанные назад, открывали высокий лоб и четкие, красивые скулы. Немного тяжеловатый подбородок был превосходно вылеплен, что подчеркивалось сжатыми в напряжении челюстями. Мужчина контролировал себя целиком и полностью: от изгиба изящной брови до движения холеного, ухоженного пальца, сжимающего знаменитую трость со змеиной головой. Отлично скроенный костюм подчеркивал статность фигуры, широкий разворот плеч. Легко представить, как он выдергивает из трости не палочку, но шпагу, как в приключенческих романах для девушек. Если Северус Снейп сошел со страниц готической любовной прозы, то Люциус Малфой олицетворял собой аристократию времен расцвета куртуазности и манер, интриг и дворцовых переворотов.
— Люциус Малфой, — коротко кивнул, представившись.
Пришлось подняться, заодно отметил его рост, пропорции.
— Гарри Поттер, — крепкое рукопожатие, ладонь сухая и твердая. Пальцы ухоженные, с гладкой ногтевой пластиной, а на манжетах — дорогие, но не безвкусные запонки.
— Скажите, мистер Поттер, откуда вы узнали про дракона у лесничего Хогвартса?
Это так важно?
— Хагрид сам сказал, когда приходил в библиотеку за книгой по разведению драконов, — пожал плечами. Гораздо сильнее интересовал кремовый оттенок кожи над накрахмаленным воротничком рубашки.