Выбрать главу

Вот такие дела. Мир его праху. Но, мне думается, уже пора… Что там у нас сегодня? Ми минор Брамса? Вижу, хозяйка дома вне себя от волнения…

На этом заканчивается двадцатый четверг земельного прокурора д-ра Ф.

Двадцать первый четверг земельного прокурора д-ра Ф., когда ему вновь не удается рассказать «Историю об общежитии на Вестендштрассе», потому что ему вдруг вспоминается другая, для которой не нашлось подходящего названия

– История, которую я вам хочу рассказать сегодня – нет-нет, это пока что не «История об общежитии на Вестендштрассе», она от нас никуда не уйдет, – так вот, сегодняшняя история никак не потерпит, чтобы ее рассказывать исключительно в форме классического детектива – то есть «Кто преступник?». Детективы ведь построены по строгому закону, и читатель до самого последнего момента не знает, что убийца, скажем, ученик садовника. Действие моей истории, которую я решил назвать «Историей о домоправителе Зондермайере», развивается с точки зрения преступника, и начинается она сценой перепалки домоправителя Зондермайера с его женой. Место действия: отнюдь не невзрачная, хотя, как и следовало ожидать, безвкусная, где главенствуют вышитые коврики и фарфоровые безделушки, квартира домоправителя, расположенная в подобии пентхауса в довольно большом и, несмотря на это, изящном многоквартирном доме в Швабинге, великолепном районе Мюнхена, отсюда и цена найма. Там ведь только выкупленные в собственность квартиры, и каждая не меньше двухсот квадратных метров, а те, что побольше, и все пятьсот, как раз эти самые пент-хаусы наверху. И ни в одной не проживает владелец, все до единой сдаются – и квартплата, скажу я вам… Соответственно и наниматели. Ничего больше не стану говорить, вы и сами поймете, о чем я…

– Шикозный стиль Швабинга, – отметил герр Канманн.

– Да. И в одном из этих пентхаусов проживал некий господин по имени Бернхард Хольцберг, который, поскольку считал себя человеком утонченным, величал себя Кевином и время от времени доктором. Этот Кевин и послужил причиной разногласий домоправителя и его супруги. И речь шла не о ревности, нет – одетый всегда от лучшего портного, хоть иногда и пестровато, надо сказать, и при искусственном загаре сорокалетний доктор «Кевин» Хольцберг вряд ли возбудился бы при виде Эрны Зондермайер, которая, кроме того, что прожила на этом свете шесть десятков, была вечно укутана в какие-то мешковатые уродливые халаты. С ее же стороны можно было говорить о симпатии, но, скорее, материнского толка к этому лощеному Хольцбергу, которую фрау Зондермайер и не считала необходимым скрывать вследствие именно материнского толка. К своему же законному супругу Эрна Зондермайер вот уже многие годы испытывала более-менее презрительное равнодушие: «И почему только меня угораздило выскочить за этого типа, который выше домоправителя и подняться-то не удосужился? Кто мне объяснит подобное?»

Кевин – ирландский святой. Мне знаком один кот по соседству, так хозяева не постеснялись окрестить его Кевином. Кстати, он один из моих отдаленных родственников. Так что Кевин, и я ничего не имею против этого имени, и лет ему сто двадцать, никак не меньше. И еще Кевин ассоциируется у меня с весенним мартовским днем, когда туман клочьями свисает с голых ветвей деревьев. Вот Кевин почему-то вписывается в эту картину, намалеванную туманом. Иногда, когда я забираюсь на плечо читающему, а подобное большая редкость, я имею возможность читать задом наперед. Гёте. Туман – Кевин. Кевин – туманное имя. Следует обратить внимание на мерцание, исходящее от этого имени. Л кота этого, о чем его хозяева и не подозревают, на самом деле зовут Тамаракос.

– Причиной ссор служили 494 пакета стирального порошка «XIP», сложенных в спальне Зондермайеров и доставлявших массу хлопот, причем в течение вот уже двух лет. Можете распять меня, но я не помню точно: возможно, это был не обязательно стиральный порошок, а кошачий или собачий корм, или еще что-нибудь, во всяком случае, речь шла о довольно больших картонных упаковках, и таких упаковок насчитывалось в спальне аж 494. Что-что, а число их я помню точно. Несложно запомнить. «ICV 494: Рондо для соло на фортепьяно». Вообще числа до 626 я запоминаю при помощи каталога Кёхеля.[14]

вернуться

14

Людвиг фон Кёхель (1800–1877) – ботаник, минералог, музыкант-любитель и музыкальный библиограф, воспитатель австрийских эрцгерцогов. Совершил научные ботанические экспедиции в Италию, Францию, Норвегию, Россию, Швейцарию, Швецию. Составил каталог произведений Моцарта.