Да и здесь, на левом берегу, белые атакуют и с флангов и с тыла. А выстоять необходимо. Надо выиграть время для постройки переправы. Без нее с массой беженцев, с госпитальными и обозными повозками через Уфу не перебраться.
Но легко сказать — навести переправу. Смущали главкома не ширина реки и не быстрота ее течения. С этим саперы справятся. Но строить надо под «носом» у врага. И главнее — нет строительного материала. На сотни километров вокруг — степь. Ни леска, ни рощицы. Одна надежда на помощь жителей прибрежного села Красный Яр.
Но согласятся ли они помочь?
Нерадостно встретили партизан башкиры. Белые, недавно побывавшие здесь, «предупредили»: возможно, нагрянут скоро отряды «бандитов» и «грабителей», уничтожающих все на своем пути. И видимо, многие из башкир поверили.
Опасения главкома подтвердились.
В штабную избу вошел запыхавшийся адъютант.
— Плохо дело, Василий Константинович, Мы и так и этак, А башкиры молчат. Ну, что делать будем?
— Может, реквизировать? — заикнулся было один из саперов.
Но главком так посмотрел на него, что тот осекся на полуслове.
Ведь за все время похода — как бы ни было трудно — никто из партизан не посмел хоть чем-нибудь обидеть крестьян, хоть что-нибудь взять, не спросив разрешения и не заплатив. Это стало законом партизанской армии. Сурово каралось не только мародерство, но даже грубое отношение к крестьянам. И вдруг — реквизировать. Да еще у кого? У башкирской бедноты!
— А может, тогда… — начал было адъютант, да тут же замолчал и, вздохнув, швырнул на стол пачку каких-то замусоленных листков, которые вертел в руках.
— Что это за бумажки? — спросил главком.
— Не успел разобраться. В доме местного богача обнаружили — лавку он здесь держал.
Блюхер машинально взял один из листков. Потом второй, третий, и лицо его просветлело.
— Созывайте башкир на сход! Да побыстрее!
Через несколько минут на маленькой сельской площади у забитой теперь лавки собралось все население Красного Яра. Блюхер поднялся на крыльцо лавки, оглядел настороженную толпу башкир и, достав из кармана пачку замусоленных листков, поднял их высоко над головой.
— Вы знаете, что это такое? — спросил он.
Никто не ответил на его вопрос. Только по возбужденным лицам можно было понять, какое впечатление произвели на башкир эти невзрачные листки. Ведь это были долговые расписки — чуть не вся деревня находилась в кабале у сбежавшего лавочника. Да не просто в кабале — в рабстве: многим, пожалуй, никогда в жизни не удалось бы выпутаться из растущих из года в год долгов.
Тревожная тишина воцарилась на площади. Башкиры ждали: что сделает с их расписками этот незнакомый человек?
А Блюхер бросил пачку листков на землю, достал из кармана спички и поднес огонь к бумаге. Прошло всего две-три минуты — и от расписок осталось только облачко дыма. А потом и оно растаяло. И вместе с ним исчезло и недавнее недоверие башкир. Никакие убеждения не могли бы лучше объяснить крестьянам, кто такие красные партизаны. Так могли поступить только друзья, а друзьям нельзя не помочь.
Площадь загудела, забурлила. Партизанам нужны старые негодные постройки? Берите!
Башкиры отдавали постройки, не торгуясь, а то и бесплатно. Сами разбирали старые изгороди, амбары, сараи. Дали лошадей, чтобы доставить бревна к месту строительства. А потом и сами пришли, чтобы помочь саперам.
— Вот оно как пошло! — радовался уже успевший промокнуть до нитки адъютант. — А я еще хотел вас просить подбросить людей!
— Напрасно. Все равно бы не дал, — ответил главком. И, коротко бросив ординарцу: «В штаб!» — вскочил на коня.
А навстречу уже спешил связной:
— Донесение с плацдарма!
«Противник беспрерывно атакует, — сообщал Павлищев, — бьет во фланги, пытается прижать к реке. С большим трудом сдерживаю напор. Опасаюсь за исход боя».
Блюхер долго молчал, хмурился. Уж если Павлищев пишет такое — значит, плохо дело. Но ведь и здесь белые наращивают силы — рвутся к переправе. А в резерве только Верхне-Уральский отряд Каширина. Если направить его на плацдарм — вся тяжесть защиты переправы ляжет на троичан. И все-таки иного выхода нет. Плацдарм надо удержать во что бы то ни стало. От этого зависит судьба всей армии: сможет ли она, перешагнув через Уфу, уйти от врага. Ведь теперь-то уже ясно: Красная Армия действует южнее Кунгура. За спиной партизанской армии свыше тысячи километров, а осталось не больше двухсот…
Верхнеуральцы начали переправляться на другой берег — и пехота и конница… Сейчас от их успеха многое зависит. Но ни Блюхер, ни Каширин не говорят об этом. Только в самую последнюю минуту главком замечает:
— Если не удержитесь — незачем и на тот берег перебираться…
А переправа растет. Все дальше и дальше от берега устанавливаются опоры. Уже не хватает длины бревен — их приходится наращивать. Все глубже становится река, все труднее с ней сладить. Течение на середине реки быстрое — срывает доски, опрокидывает козлы-опоры. Но строители не отступают. Метр за метром, от опоры к опоре вытягивается через реку линия переправы. В холодной воде рядом с военными фуражками мелькают тюбетейки и войлочные шляпы башкир. Чуть не все село от мала до велика помогает партизанам.
Блюхер направился к селу. Едва успел войти в штабную избу — прибыл связной из Троицкого отряда с просьбой выдать патроны… Главком на клочке бумаги написал: «Выдать полторы тысячи». Связной взял распоряжение, а не уходит, смотрит молящими глазами: маловато! А главком и сам знает, что это капля в море. Да нет у партизан патронов. И оттого, что душа болит за бойцов, которым нечем ответить на пули врага, закричал в сердцах:
— Передай Томину: пусть как хочет отбивается от белых! Но стоит! Стоит насмерть!
И устало опустился на лавку. «Хорошо, хоть у саперов все идет ладно».
Но едва главком успел подумать об этом, появился запыхавшийся адъютант:
— Беда, Василий Константинович!
— Что такое?..
Откуда ни возьмись на реке появились плоты. Может, течение их сорвало, может, вражеская рука пустила по течению в надежде, что тяжелые бревна разметают шаткий мост. Хорошо, что вовремя заметили опасность. Опять выручили башкиры. На лодках с баграми в руках двинулись они к плоту и «рассыпали» скользкие, тяжелые бревна.
Главком тотчас направил трех бойцов в соседнюю деревню, чтобы организовать заслон для перехвата плотов, если они появятся снова.
Строители продолжали работать с отчаянным упорством. Уже через всю реку протянулись козлы-опоры. Большая часть уже покрыта настилом. Еще совсем немного — и мост будет готов. Неподалеку сосредоточились огромные обозы партизанской армии. Беженцы, возчики ждали только сигнала, чтобы двинуться через Уфу.
А белые изо всех сил старались помешать этому. Начался артиллерийский обстрел. То и дело неподалеку рвались снаряды. Вот один из них разорвался совсем рядом с Красным Яром. И покатили подводы к переправе, как к единственному спасению. Первые телеги уже готовы были въехать на мост, когда перед ними выросла фигура главкома.
— Кто приказал начинать переправу? Назад!..
Пока неизвестен исход боя за плацдарм — путь через реку может оказаться не спасением, а гибелью. Если резервы не помогут одолеть белых, что будет с ранеными? Ведь в госпитале на колесах их несколько сот. А вестей с того берега все нет.
Только на рассвете прибыл связной с добрыми вестями: белые разбиты.
Когда последнее партизанское соединение двинулось по шаткому корявому мосту, в их строю шли и башкиры, жители села Красный Яр.
РАЗВЕДКА
Блюхер прислушался: из сеней доносились приглушенные голоса. Кто-то хотел пройти к главкому, а ординарец не пускал. «Меня же Василий Константинович сам просил!» — «Ну, подожди малость, — не сдавался ординарец, — может человек выспаться разок или нет?»