Их силуэты задержались в дверном проеме.
— Что за игрушки… — пробормотал первый.
— Откуда я знаю… — негромко ответил второй и длинно выругался. — Спички есть?
— Зажигать нельзя.
— Ну, подождем… — ответил второй и снова выругался.
Мелькнул за их спинами еще один силуэт.
— Где-то здесь, вправо…
Генка и Фат узнали голос щербатого.
Спотыкаясь и шаря в темноте руками, трое двинулись в глубь развалин.
Скрипнула железная лестница.
— Здесь! Черт ее…
Слышно было, как, пыхтя и ругаясь, все трое один за другим влезли наверх, на третий этаж.
Опять стало тихо.
— Эй! — негромко окликнул от двери четвертый.
Ему не ответили.
— Что вы, оглохли? — Голос Банника.
Снова никто не отозвался.
— Идиоты… — Банник тоже начал шарить по стенам. И в тишине, что наполняла монастырь, громко прозвучал удар о лестницу.
Банник высказал десятка два ругательств в адрес дружков.
А сверху послышался веселый смех.
Под тяжестью Банника опять заскрипела железная лестница.
Послышалось негромкое препирательство наверху, потом все затихло.
Но Банник разозлился и долго молчать не мог.
— Что они там застряли? Нас сюда, а сами шухарят, что ли?
— В прятки играем! — хихикнул щербатый Весельчак.
— Хоть бы сказали, за каким чертом вся эта петрушка! — выругался Банник.
— А как Толстый протиснется в эту дыру? — снова хихикнул щербатый.
— Атас!..
Опять осторожные шаги на лестнице.
Снова двое.
— Идите на нас! — негромко позвали сверху.
— Все в порядке? — голос Купца.
— Да! Отсюда кошки и те разбежались.
Купец шагнул в сторону голосов, но тут же споткнулся обо что-то и упал.
— Чтоб тебе!..
Чиркнула спичка наверху.
— Болван!
Огонек буквально на одно коротенькое мгновение вспыхнул и погас, зажатый чьими-то пальцами.
Но в этой вспышке разведчики, уже готовые броситься к пролому во двор, успели разглядеть шестого.
Узнали его и — не покинули своих укрытий…
Рядом с Купцом возле железной лестницы стоял Аркаша.
Банник сопротивляется
Двое начали подниматься на третий этаж, а Фат, пользуясь шумом, который они производили, быстро отполз на животе к пролому.
Выбросил конец веревки наружу и опустил ее до земли. Шепнул в самое ухо Сливе:
— Жми в милицию!
Слива ухватился за веревку и, почти не перебирая руками, скользнул вниз.
Фат забыл, что лазальщик Слива не особенно хороший, но быстрота, с которой он спустился на землю, была, как это выяснилось вскоре, кстати.
Фат убрал веревку и опять затаился рядом с Генкон.
Если Слива пробежит всю дорогу до милиции — он будет в отделении минут через пятнадцать — двадцать… Потом еще сколько-то понадобится на обратный путь.
— А остальные где ж? — услышали они ворчливый голос Арсеньича.
— Остальные тоже на месте. Хочешь, чтобы все здесь: как в ловушке? — ответил Купец.
Генка подумал: «Догадается или не догадается Слива махнуть через огород Фата?..»
Купец:
— Веселый, гляди за двором. Остальные тихо. Ты тоже слушай! (Должно быть, Весельчаку.)
— Все в ажуре, — сказал откуда-то со стороны щербатый.
Генка облегченно вздохнул: это другие думают, что Слива простачок. Слива прикидывается. Когда надо, он десятерых перехитрит…
— Зачем эти шуточки? — спросил Банник.
— Ты знаешь, как я шучу, — отозвался Купец. — Растолкуй. (Очевидно, Гвардейцу.)
— Дроля напрасно поднял шумон… — сказал Аркаша.
— Почему напрасно? — тут же вмешался Купец.
— То есть не напрасно. Но мусора здесь ни при чем. За нами увязались два шкета.
Толячий даже рот открыл: почему два? Генка и Фат тоже с недоумением уставились в темноте на своего соратника. Но ни Толячий, ни даже Слива не могли бы теперь припомнить, что, говоря «мы», они ни разу не назвали Фата и Генку.
— Захотели поиграть в следователей… — продолжал Гвардеец-Аркаша. — Ну, так вот…
И он коротко поведал всем, что услышал от Сливы и Толячего.
На какое-то время воцарилась тишина.
— А ведь хрен редьки не слаще… — подытожил Дроля.
— Как же теперь? — растерянно спросил Банник.
— Завтра они нас продадут, — сказал Дроля.
— Гляди внимательно! — напомнил Купец щербатому. — А теперь будем вот что… Для того и шуточки затеяны. Уходить всем и сразу бесполезно. Самое большее через полчаса они будут здесь. Гвардеец встречает их. А ты, ты, ты и ты — берете их на себя.
Опять ненадолго воцарилась зловещая тишина.