Задав фронт работ, Михаил отправился на ближайший ручей. Только хитрый двоеженец запряг жён: одна несла ведро с будущей оболочкой для колбасы, другая — кусок плахи. Всё равно они по воду идут порожние. Женщины набрали воды и смотались, а Михаил приступил к грязной работе. Для начала распластал на куски. Работать со всем кишечником целиком просто нереально. Поэтому нарезал части на размах рук. Заодно узнал примерную длину. Оказалось, что никаких пятнадцати метров и в помине нет. Размер тонкой кишки получился более чем в два раза длиннее. Ровно двадцать два размаха рук. Приняв разброс от 1,5 до 1,6 метров — в зависимости от настроения, получается 33–35,2 метра.
Сначала промывка. Вчера, при разделке, он только выдавил жижу на скорую руку. Теперь промыл с одного конца, вливая мыльную воду через воронку. Потом — с другого. Пару раз он перехватывал оба конца и бултыхал для лучшей очистки. После этого — промывка чистой водой, тоже с бултыханием. Только этот этап занял больше часа. А теперь надо поскоблить. Причём и снаружи, и изнутри. Каждый орган в теле имеет оболочку. Это касается всего. Тонкий, в несколько клеток слой требовалось убрать. Снаружи это соединительная ткань и кровеносные сосуды, а внутри — клетки пищеварения. Ни то, ни другое лучше в рот не совать. Требуется ли реально скоблить, Михаил не знал. Зато видел передачу о кавказской кухне. Или туркменской?… Таджикской? Уже вылетело из головы. Короче, кишки чистятся и наматываются на шампур. Получается такой специфический шашлык. Название тоже позабылось. Передача-то шла в пору светлой юности. Светлой, потому что в голове светло — знания уходят на просвет, не задерживаясь.
Там кишки отскабливали — он тоже приступил к этому делу. Сразу же запорол два куска. Понял, что обух ножа скоблит ничуть не хуже, чем лезвие, и перевернул инструмент. В течение часа кое-как закончил три штуки. Время от времени куски требовалось промывать и на ощупь проверять качество зачистки — на глаз ничего не заметно, но обработанные участки имели другую степень скольжения. От отчаяния хотел довести до восьми и бросить. Потом вспомнил о количестве мяса, и снова склонился над доской.
Жёны приходили ещё несколько раз. Сначала набирали воду, потом принесли обед. Ещё пару раз забегали просто так, от скуки: заготовки варятся, а идти меньше ста метров. Так почему бы не пройтись? К концу скорость совсем упала, от холодной воды ломило пальцы, но он всё-таки доконал до вечера все двадцать кусков и гордо вернулся с ведром, полным полутораметровых…
— Фу! Глисты!
— Буэ!
— Миша! Убери это! Мы здесь едим!
Реакция девушек оказалась настолько резкой, что Михаил не удержался и побегал за ними с «глистой», изображая всасывающие и чмокающие звуки.
— Убери ЭТО от меня! — Позеленевшая Ольга перешла на визг.
Ира тоже стояла бледная и часто дышала, пытаясь справиться с тошнотой. Наконец, до Михаила дошло, что шутка затянулась. Пришлось просить прощения.
— Ладно, девчонки, извините. Вымотался с этими кишками. Хотелось пошутить, разрядить атмосферу…
— Это! Не! Смешно! — Припечатала старшая.
— Да, Миш. Не надо больше так…
Мужчина показал пустые ладони.
— Всё, всё! Видите, ничего нет. Давайте успокоимся… Кормить будете?
— А ху-ху не хо-хо? Перетопчешься.
Михаил уже всерьёз думал, что придётся самому с ужином разбираться, но вступилась Ира:
— О-о-оль, может, покормим? Он больше не будет. Не будешь, Миш?
Форма вопроса поставила его в тупик.
— Э-э-э… Я БУДУ, конечно.
Ольга засверкала глазами, но Михаил уже продолжал:
— В смысле — буду существовать. Ещё лет на сорок рассчитываю. Но так глупо шутить НЕ БУДУ.
— Блин, Миша! — Ольга с рычанием подступила к мужу.
Мужчина с круглыми от «ужаса» глазами спрятался за Ирину. Та сначала стопорнула, принялась растеряно крутить головой. И, наконец, выдала:
— А-а-а! Бедная Ирочка самая ма-а-а-ленькая, — внезапно заголосила она, теребя глаза кулаками. — Мужа надо слу-у-у-шаться, старшую жену надо слу-у-у-шаться. А-а-а! Что де-э-э-лать бедной Ирочке, е-э-э-сли они деру-у-у-тся?!