— Да, это объяснение достаточно… ммм… скажем… смело. — Дурито не останавливается и продолжает объяснять: — Но в этой правительственной непоследовательности есть нечто последовательное. Я проанализировал различные показатели. Прочитал все заявления кабинета, провел классификацию всех действий и бездействий, сравнил политичесую биографию каждого из членов правительства, изучил их поступки до мельчайших подробностей и пришел к одному очень важному выводу.
Дурито останавливается, набирает для пущей важности побольше воздуха и затягивает паузу для того, чтобы я спросил его:
— Каков же этот вывод?
— Это элементарно, дорогой Ватсон! В кабинете постоянно присутствует невидимый элемент, один персонаж, незаметно придающий согласованность и систематичность всему ослиному реву правительственной команды. Шеф, которому все они подчиняются. Включая самого Седильо. То есть, существует некий «Х» — истинный политический руководитель рассматриваемой нами страны…
— Но кто же этот таинственный «Мистер Х»? — спрашиваю я, не в силах унять дрожь, овладевшую всем моим телом от мысли, что им может быть…
— Салинас?
— Похуже… — говорит Дурито, собирая бумаги.
— Похуже чем Салинас? Кто он?
— Холодно. Это не «он», а «она», — говорит Дурито и делает затяжку.
— «Она»?
— Правильно. Ее фамилия «Дурацкая», а имя «Импровизация». И запиши это именно так, как я говорю — «дурацкая импровизация». Потому что ты должен знать, дорогой Ватсон, что бывают импровизации умные, но это другой случай. «Миссис Х» — это дурацкая импровизация неолиберализма в политике, это неолиберализм, сделавшийся политической доктриной; то есть, дурацкая импровизация, управляющая судьбами этой страны… и других тоже… Аргентины и Перу, например.
— Таким образом, ты намекаешь на то, что Менем и Фухимори — это то же самое, что и…?
— Я ни на что не намекаю. Я это утверждаю. Достаточно спросить об этом у аргентинских и у перуанских трудящихся. А когда у меня закончился табак, я анализировал Ельцина.
— Ельцина? Но разве объектом твоего анализа был не мексиканский правительственный кабинет?
— Нет, не только мексиканский. Ты должен знать, дорогой Ватсон, что неолиберализм — это бедствие всего человечества. Как СПИД. Конечно, мексиканская политическая система обладает столь умилительной степенью глупости, что не может не ввести в искушение. Тем не менее, все правительства, опустошающие мир, имеют между собой нечто общее: все их успехи построены на лжи и поэтому их фундамент столь же прочен, как и эта скамейка, на которой ты сейчас сидишь…
Я инстинктивно вскакиваю, проверяю сделанную нами из бревен и камышей скамейку и убеждаюсь в ее прочности и надежности. Уже успокоившись, я говорю Дурито:
— Но предположим, мой дорогой Шерлок, что плохие смогут удержать свою ложь в течение неопределенного времени, что их ложный фундамент останется по-прежнему прочен и они продолжат пожинать лавры…
Дурито не дает мне закончить и перебивает своим:
— Невозможно! Фундамент неолиберализма — это противоречие. Чтобы сохраняться, он должен пожирать себя самого и поэтому он сам себя разрушает. Здесь тебе и политические убийства, и наступание друг другу на ноги под столом на приемах, и всевозможные противоречия в поступках и декларациях государственных чиновников, и борьба между «группами интересов», и все остальное, что так часто лишает сна биржевых маклеров…
— Лишало сна. Думаю, они уже начали привыкать, тем более что биржа пошла в рост, — скептически замечаю я.
— Это мыльный пузырь. Он скоро лопнет. И ты еще вспомнишь мои слова, — говорит Дурито, улыбается с видом знатока и продолжает: — То что сейчас удерживает эту систему, ее и свалит. Это элементарно. Чтобы понять это достаточно прочитать «Трех всадников Апокалипсиса» Честертона. Это полицейская история, но как известно, природа подражает искусству.