– Мама, куда слон его тащит? – спросила Гуля.
– Это он требует от сторожа чего-нибудь вкусного. Ступай, говорит, принеси. Даром я тебе свою монету отдал, что ли?
Сторож послушно ушел в соседнее помещение, где была кладовая слона, а слон зашагал не спеша, мягко, неслышно, будто он был в валенках.
– Мама, слон булку любит? Можно ему бросить?
Гуля бросила слону булку. Слон задрал кверху хобот, нижняя челюсть у него отвисла, и булка угодила прямо в пасть.
И тут Гуля увидела, что мяч выскользнул у нее из рук и покатился под решетку к слону.
– Мячик! – закричала Гуля. – Слон, отдай, пожалуйста, мяч!
Слон хлопнул ушами и, зажав мяч хоботом, словно в кулаке, посмотрел на Гулю искоса умным маленьким глазком.
– Ну вот, – сказала Гулина мама, – так я и знала. Говорила я тебе – оставь мячик дома!
Но в эту минуту слон выпустил мяч, и он покатился по земле, стукнулся о решетку и откатился назад, к самым его ногам.
– Погоди, Гуля, – сказала мама, – сторож сейчас вернется и достанет твой мячик.
Но Гули рядом с ней уже не было. Мать быстро огляделась по сторонам.
– Где же это она?
– Ребенок, ребенок в слоновнике! – закричали вокруг.
Мать взглянула на решетку. Там, по ту сторону решетки, у самых ног слона стояла ее Гуля, казавшаяся от такого соседства еще меньше.
Слон пошевелился, и все охнули. Еще секунда, и широкая, тяжелая слоновья ступня опустится на этот цветной комочек и раздавит его.
– Сторож, сторож! – закричали люди.
Но слон осторожно переступил с ноги на ногу и попятился назад.
Гуля отвела рукой хобот и спокойно подняла с земли мячик.
– Чего вы все кричите? – сказала она, протискиваясь сквозь прутья решетки. – Мама говорит, что слоны даже нянчат маленьких детей!
Домой Гуля шла молча. Мама с ней не разговаривала. Видно было, что она все еще не могла успокоиться после Гулиной проделки.
– Мамочка, прости меня, пожалуйста, – сказала Гуля. – Ты же сама говорила, что я его ничуточки не боюсь. Отчего же ты за меня испугалась?
Из глубины парка донеслись какие-то странные звуки, похожие на гудки парохода.
– Это твой слон кричит, – сказала мама. – Вот какой он бывает злой, если его раздразнить. А кто его раздразнил? Ты! Пожалуйста, в другой раз не лезь без спросу к слонам!
Бармалей приехал!
К большому, широкому подъезду многооконного дома подкатил легковой автомобиль. Это в студию кинофабрики привезли пятилетнюю Гулю.
Накануне вечером к Гулиной матери пришел ее старый приятель, режиссер кинофабрики. На фабрике ставили в то время картину «Бабы рязанские».
– Ради Бога, выручите нас, – сказал он, – дайте нам для «Баб рязанских» вашу Гулю.
И он рассказал, что девочка, которая должна была сниматься в этой картине, так испугалась ярких ламп, трескучих аппаратов, что наотрез отказалась сниматься.
– Ваша Гуля храбрая, она нас не подведет, – сказал режиссер.
– Храбрая-то храбрая, – ответила мама, – да боюсь – рановато ей сниматься.
– Ничего, один разок, – успокоил ее режиссер.
И вот Гуля вошла в какую-то странную комнату, всю заставленную зеркалами, высокими лампами и разными непонятными вещами.
Режиссер посадил Гулю к себе на колени.
– Ты должна напугать вот эту тетю, – сказал он, показывая на красивую большеглазую женщину в пестром платье и платочке. – К ней приедет сердитый дядя. Ты первая его увидишь, побежишь к ней и крикнешь: «Дядя приехал!» Поняла?
– Поняла, – сказала Гуля.
И репетиция началась. Гулю нарядили в длинный пестрый сарафан, на голову надели косыночку.
– Ну чем не баба рязанская? – говорили, смеясь, обступившие Гулю актеры.
И вдруг ярко вспыхнули лампы. Гуля зажмурилась. Яркий, горячий свет брызнул ей в глаза.
– Мама! – невольно крикнула Гуля. Ослепительный световой поток шел на нее со всех сторон, обжигая глаза.
Откуда-то из-за этого светового потока донесся до нее знакомый голос режиссера:
– Ничего, Гуленька, это лампы такие. Ну, как ты напугаешь тетю Настю? Кто к ней приехал?
Гуля подумала немножко и, сделав страшные глаза, закричала:
– Настя, Настя, беги! Бармалей приехал!
Это было все, что Гуле полагалось сделать в этой сцене. Она теперь могла пойти к маме, которая ждала ее в другой комнате. Но ей хотелось знать, что будет с бедной Настей.