Откинувшись на спинку стула, Таунсенд вникал в проблемы других людей со всего мира: обычные жалобы политиков, бизнесменов и так называемых медиаперсоналий, которые хотели, чтобы он немедленно вмешался и спас их драгоценную карьеру. Завтра к этому времени многие успокоятся, и им на смену придет десяток других, таких же гневных, таких же требовательных примадонн. Все они были бы счастливы — он в этом не сомневался, — узнав, что сейчас его собственная карьера на грани краха. И все потому, что президент мелкого банка в Кливленде требует вернуть долг — 50 миллионов долларов сегодня до закрытия.
Пока Хитер зачитывала многочисленные сообщения — в основном от людей, чьи имена были для него пустым звуком, — мысли Таунсенда вернулись к речи, которую он произнес прошлым вечером. Тысяча его директоров со всего мира собрались на трехдневной конференции в Гонолулу. В своей заключительной речи он сказал им, что их корпорация «Глобал» находится в прекрасной форме и справится с трудностями новой революции в средствах массовой информации. Он закончил словами: «Мы — единственная компания, которая способна встать во главе прогресса и перевести эту индустрию в двадцать первый век». Они несколько минут аплодировали ему стоя. Глядя на уверенные лица людей в переполненном зале, он думал: кто из них догадывается, что «Глобал» в действительности осталось лишь несколько часов до банкротства?
— Как мне быть с президентом? — второй раз спросила Хитер.
Таунсенд вернулся к реальности:
— С которым?
— Соединенных Штатов.
— Подождите, пока он позвонит снова. Может, к тому времени он немного остынет. А я пока переговорю с редактором «Стар».
— А госпожа Тэтчер?
— Пошлите ей большой букет цветов и записку: «Мы сделаем ваши мемуары бестселлером от Москвы до Нью-Йорка».
— Может, добавить еще и Лондон?
— Не надо, она и так знает, что они станут бестселлером в Лондоне.
— А что мне делать с Гэри Дикинсом?
— Позвоните архиепископу и скажите, что я хочу построить новый купол, который так нужен его собору. Подождите месяц, а потом пошлите ему чек на десять тысяч долларов.
Хитер кивнула, закрыла блокнот и спросила:
— Вы будете отвечать на звонки?
— Меня интересует только Остин Пирсон. — Он немного помолчал. — Как только он позвонит, сразу соедините.
Хитер повернулась и вышла из кабинета.
Таунсенд развернул стул и уставился в окно. Он пытался припомнить разговор со своим финансовым советником. Она позвонила на борт его частного самолета, когда он летел из Гонолулу.
— Я только что из кабинета Пирсона, — сообщила она. — Переговоры длились больше часа, но мы так ни к чему и не пришли.
— Ни к чему не пришли?
— Да. Он все еще хочет проконсультироваться с финансовым комитетом банка, прежде чем принять окончательное решение.
— Но ведь теперь, когда все другие банки согласились, Пирсон не может…
— Очень даже может. Не забывайте, он президент небольшого банка в Огайо. Его не интересует, что думают другие банки. И после всей критики в ваш адрес, которой пестрят газеты в последнее время, его сейчас волнует только одно.
— Что именно? — спросил он.
— Прикрыть свою задницу, — ответила она.
— Но неужели он не понимает, что все остальные банки откажутся от своих обещаний, если он не будет придерживаться общего плана?
— Понимает, но когда я ему об этом сказала, он пожал плечами и заявил: «В таком случае я рискну вместе с остальными».
Таунсенд выругался, и в этот момент она добавила:
— Но он дал мне одно обещание.
— Какое?
— Он позвонит сразу, как только комитет примет решение.
— Какое великодушие! И что же мне делать, если все обернется против меня?
— Опубликуйте заявление для прессы, о котором мы с вами договорились.
Таунсенд побледнел.
— Неужели я больше ничего не могу сделать?
— Ничего, — твердо ответила мисс Бересфорд. — Просто сидите и ждите звонка Пирсона. Я должна бежать, иначе не успею на следующий рейс до Нью-Йорка. Буду у вас около полудня. — В трубке наступила тишина.
Продолжая думать о ее словах, Таунсенд поднялся со стула и стал мерить шагами комнату. Он остановился и посмотрел на себя в зеркало, висевшее над камином, — он не успел переодеться после самолета, и это было заметно. Впервые он подумал, что выглядит старше своих шестидесяти трех лет. Ничего удивительного, если учесть, через что протащила его финансовая советница за последние шесть недель. Он первым признал — обратись он к ней за помощью чуть раньше, он бы сейчас не зависел от звонка президента какого-то мелкого банка в Огайо.