Однако сухопутные силы византийцев не были столь ослаблены. Хотя и сократившиеся со времени смерти Мануила в 1180 году, они все же оставались грозным противником.[361] Армия императора Алексея состояла из отрядов византийцев, наемных солдат (нанимались они в Болгарии, Малой Азии, Западной Европе и славянских странах), а самым опасным противником была легендарная варяжская дружина — элитное подразделение, присягнувшее сохранять верность императору.
За столетия греки приобрели репутацию женоподобных и не воинственных людей. Вениамин Тудельский дал такую оценку их военным способностям: «Они нанимают воинов всех наций, которых называют варварскими, чтобы сражаться с… турками, поскольку местные жители [греки] не воинственны, но, подобно женщинам, не имеют силы сражаться».[362]То, что ядро византийской армии формировалось из иностранных наемников, полностью подтверждает это мнение.
Однако греки разумно подходили к подбору воинов. Варяги были тяжеловооруженными бойцами, прославившимися благодаря употреблению мощных однолезвийных боевых топоров, которые они обычно носили на плечах. Их насчитывалось около пяти тысяч человек, и они составляли ядро императорской армии. Варяжские части формировались в основном из скандинавов, которых привлекал в Константинополь высокий уровень оплаты. Много англичан, разбитых в битве при Гастингсе в 1066 году или лишившихся положения в ходе норманнского владычества, также направлялось на восток, чтобы присоединиться к дружине наемников. Еще одним источников бойцов были воины армии, сопутствовавшей королю Сигурду Норвежскому в экспедиции на Святую Землю, часть из которых, задержавшись на обратном пути, присоединилась к дружине варягов или нанялась для временной службы императору.[363]
Еще два подразделения, помогавшие оборонять Константинополь в 1203 году, состояли из жителей Пизы и Генуи. Эти представители купеческих общин перенесли ожесточенную торговую конкуренцию с венецианцами на поля крестовых походов и на Босфор. Лидеры крестового похода позже утверждали, что им противостояла византийская армия из 60 тысяч рыцарей, не считая пехотинцев.[364]Современные историки оценивают императорскую армию в тридцать тысяч человек — не считая, разумеется, жителей Константинополя, которые в случае необходимости могли сражаться наряду с регулярной армией.[365] Если хоть одна из этих цифр справедлива, то у греков был значительный численный перевес, равно как и преимущество, которое обеспечивали надежные оборонительные сооружения самого Константинополя.
Дож и вожди крестоносцев теперь должны были обдумать свои дальнейшие действия. Дандоло, как всегда практичный, предпочитал осмотрительность. Ориентируясь на свои предыдущие посещениям Константинополя (в 1171 и 1183 годах) и на данные, полученные от венецианцев, живших в нем в течение десятилетий, он настаивал на том, что крестоносцам необходимо собрать достаточные запасы и действовать с должной осторожностью. Он говорил: «Вы участвуете в величайшем и опаснейшем предприятии, каковое никогда прежде не совершалось, а потому для нас особенно важно действовать мудро и предусмотрительно».[366] Дандоло считал, что недостаток продовольствия и денег у крестоносцев может заставить их обратить внимание на захват и ограбление окружающих земель. Они могут рассеяться и потерять людей — а этого армия не может себе позволить, учитывая масштаб стоящей перед ней задачи.
Неподалеку от Константинополя находились Монашеские острова (теперь они именуются Принцевыми островами и располагаются примерно в 5,5 милях от основной части города), где, по сведениям дожа, производилось зерно и мясо. Он порекомендовал флоту встать на якорь именно там, собрать припасы и подготовиться к нападению на город. В XIII веке Дандоло предложил свою версию одного из самых знаменитых военных афоризмов всех времен: «сытый солдат имеет больше шансов на победу, чем тот, у которого в желудке пусто».[367]
24 июня, в день Иоанна Крестителя, корабли были подготовлены к бою. За долгое путешествие большая часть военного снаряжения на них была убрана или надежно укрыта, чтобы предохранить от действия стихий. Теперь, при приближении к Константинополю, на верхушках мачт были подняты знамена и вымпелы, а на борта навешены рыцарские щиты. Флот вновь приобрел тот красочный вид, который имел, отправляясь из Венеции почти девять месяцев назад.
На сей раз война была неизбежна — но не против неверных, а против раскольников-греков и императора-узурпатора. Корабли в первый раз прошли под стенами Константинополя. Первыми двигались транспорты, затем боевые корабли. Когда суда подошли ближе к городу, размер оборонительных сооружений, плотность и красота застройки, когда весь горизонт был закрыт тесным строем дворцов, церквей и монументов, наверняка заставил вздрогнуть сердца крестоносцев. Они скользили по морю мимо городских стен, огромного Ипподрома, прекрасного дворца Буколеон. Затем явилась Святая София, нерушимо прильнувшая к вершине горы близ восточной оконечности города. Некоторые воины были столь взволнованы возможностью начать сражение, что выпустили стрелы и снаряды в византийские корабли, стоящие под самыми стенами, не причинив им никакого вреда.
Греки со своей стороны плотно заполнили городские стены, стремясь разглядеть своих противников. Наверняка и они ощущали трепет. Последней крупной армией крестоносцев, проходившей через Византийскую империю, была армия Фридриха Барбароссы, которая в 1189–1190 годах не ответила на вызов и прошла по их землям. Воинственные уроженцы Запада воспринимались угрозой для Константинополя со времен Первого крестового похода, и многие из греков считали, что крестовые походы были лишь предлогом для нападения на их город.[368] До сих пор эти опасения не оправдывались, но в 1203 году среди европейцев присутствовал претендент на императорский титул, что делало опасность сильнее, чем когда бы то ни было. Существовало и еще одно различие с прошлыми случаями: теперь армия угрожала Константинополю с моря, в то время как раньше город мог бояться только сухопутных сил. Присутствие же на флоте крестоносцев царевича Алексея делало опасность небывалой.
Свежий попутный ветер заставил флот пройти мимо предполагавшейся стоянки у Монашеских островов, и крестоносцы направились к материковой части Малой Азии, где стали на якорь близ императорского дворца Халкидон, против основной части города, лежавшего в двух милях отсюда через Босфор. Естественно, знать разместилась в самом дворце, «одном из самых прекрасных и очаровательных», по словам Виллардуэна.[369] Был разбит и палаточный лагерь, в котором обосновались рыцари и пехотинцы. Лошадей перевели на берег, вновь осторожно приучая их к terra firma{32} после недель, проведенных в море. Крестоносцам повезло, поскольку урожай был только что собран и лежал в скирдах, словно давая возможность забрать столько, сколько необходимо. Это, разумеется, указывало на отсутствие серьезной подготовки к войне со стороны Алексея III: оставить противнику легкодоступное продовольствие в пределах легкой досягаемости от города, который враг собирается осадить, было непростительным промахом.
Спустя два дня крестоносцы переместили весь свой лагерь еще на три мили вверх по восточной стороне Босфора в другой императорский дворец — Скутари. Они по-прежнему собирали все возможные продовольственные запасы, готовясь к осаде. Тем временем Алексей III решил ответить на угрозу, выдвинув войска из Константинополя и закрепив за собой позицию на европейской стороне напротив крестоносцев с целью предотвращения их высадки здесь. В конце июня 1203 года две армии стояли друг напротив друга по разным сторонам Босфора, ожидая начала боевых действий.
363
Об экспедиции короля Сигурда см.: Snorri Sturlusson, Heimsknngla: History of the Kings of Norway, 689-99, 689-99; относительно Варяжской дружины — Birkenmeicr, Development of the Komnenian Army, 62-6, 90-7.