После расследования таинственного дела лорда Клейторпа Питер доложил комиссару Скотленд-Ярда:
— Насколько я понимаю, эта женщина начала свои грабежи примерно год назад. Она всегда грабила не рядовых обывателей, которые обычно страдают от подобных преступлений, а людей с большими деньгами в банках, причем, как показывают мои расследования, с деньгами, полученными путем манипуляций сомнительных коммерческих компаний.
— Что она делает с деньгами? — спросил комиссар с любопытством.
— В этом-то и странность всего этого дела, ответил Доуз. — Я почти уверен, что она отдает большие суммы благотворительным учреждениям. Вот, например, после ограбления Левинстайна большие ясли в лондонском Ист-Энде получили от неизвестного дарителя четыре тысячи фунтов стерлингов. Одновременно еще четыре тысячи фунтов поступили на счет больницы в Уэст-Энде. После ограбления Талбота три тысячи фунтов, почти вся украденная сумма, были переданы неизвестным лицом одному из родильных домов Уэст-Энда. Мне кажется, мы обнаружим, что эта женщина чем-то связана с больницами и за ее преступлениями стоит какая-то донкихотская идея помощи бедным за счет чересчур богатых.
— Весьма оригинально, — сухо сказал начальник, — по, к сожалению, ее замечательные намерения нас не интересуют. Для нас она — обыкновенная воровка.
— Она — больше, чем просто воровка, — спокойно ответил Питер. — Джейн — самый хитроумный преступник из всех, с кем мне довелось встречаться с тех пор, как я работаю в Скотленд-Ярде. В этом случае речь идет о том, чего мы опасаемся и с чем все же надеемся столкнуться — о преступнике с серым веществом в голове.
— Видел кто-нибудь эту женщину? — спросил Комиссар.
— И да, и нет, — ответил Питер. — Звучит непонятно, но значит только, что те, кто ее видел, потом не могли ее опознать. Левинстайн видел ее, Клейторп тоже видел ее, но она носила вуаль и ее невозможно было узнать. Моя проблема сейчас выяснить, где она намерена нанести следующий удар. Даже если она грабит только чересчур богатых, у нее выбор из сорока тысяч богачей. Естественно, что охранять их всех невозможно. Но тем не менее… — Доуз заколебался.
— Так что же?
— Мне немного помогает тщательное изучение ее методов, — ответил Доуз. — Я старался представить себе, кто может быть ее следующей жертвой. Это должен быть кто-то очень богатый, причем выставляющий свое богатство напоказ, и я остановился на четырех предполагаемых жертвах. Это Грегори Смит, Карл Свайс, мистер Томас Скотт и Джон Трессер. Я склонен думать, что она собирается ограбить Трессера. Трессер составил большое состояние не самыми честными путями и не устает похваляться своим богатством. Это он купил особняк герцога Хаслмирского и его собрание картин, вы наверно помните, что об этом писали в газетах.
Комиссар кивнул.
— В коллекции есть замечательная картина Ромни, верно?
— Да, именно эта картина, — ответил Доуз. — Трессер, конечно, не может отличить картину от газовой плиты. Он знает, что картина Ромни — замечательное произведение, но только потому, что ему об этом сказали. Кроме того, именно Трессер заявил газетчикам, чтО он думает относительно благотворительности. Он им сказал, что ни разу не дал даже пенни общественным учреждениям и ни разу не истратил и цента, который не принес бы ему другого цента прибыли. Такие заявления должны вызвать реакцию у Джейн. Кроме того, художественные достоинства картины Ромни и ее цепа широко разрекламированы. Ну что ж, я считаю, что соблазн почти непреодолим.
Встретиться с мистером Трессером оказалось очень трудно. Его многочисленные интересы в лондонском Сити поглощали все его время от завтрака до позднего вечера. Когда Питер наконец застиг мультимиллионера в частном обеденном зале отеля «Ритц-Карлтон», он увидел тучного рыжего, чисто выбритого мужчину с длинным лицом и холодными голубыми глазами.
Визитная карточка Питера Доуза совершила чудо и обеспечила ему свидание с Трессером.
— Садитесь, садитесь, — торопливо проговорил миллионер. — Что случилось?
Питер объяснил, зачем пришел, и собеседник выслушал сказанное с интересом, словно деловое предложение.
— Я все знаю насчет этой Джейн, — бодро заявил Трессер. — Но у меня она ничего не возьмет, можете мне поверить. Что до Рамни, — так вы произносите его фамилию? — что до этой картины, можете не беспокоиться.
— Но, насколько я понимаю, вы разрешаете публике осматривать вашу коллекцию?
— Это верно, — согласился Трессер, — по каждый, кто приходит посмотреть картины, должен записать свою фамилию в книге посетителей. Кроме того, выставка охраняется.
— Где находится картина Ромни по ночам? Остается на стене? — спросил Питер.
— Что вы думаете, я дурак? — рассмеялся Трессер. — Нет, ее уносят в кладовую с бронированной дверью; у герцога была устроена замечательная кладовая и, чтобы открыть ее, надо порядком потрудиться.
Питер Доуз не разделял веры своего собеседника во всемогущество болтов и засовов. Он знал, что Джейн-Четыре квадрата не только мастер своего дела, но и хороший стратег. Конечно, ее, может быть, не интересуют картины, и в любом случае картину трудно вынести, если она не украдена ночью, что сделать вряд ли возможно.
Питер пошел в Хаслмир Хауз, находившийся неподалеку от Беркли-сквер. Это было громоздкое, неопределенной архитектуры, здание с пристройками и длинной, современного вида картинной галереей. Войдя в вестибюль, Доуз расписался в книге посетителей, показал свое удостоверение человеку, не оставлявшему сомнения в том, что он детектив, и вошел в длинную галерею. Там висела картина Ромни, прекрасный образец искусства художника.
Питер оказался единственным посетителем и сумел обратить свое внимание не только на картину — он бегло осмотрел помещение на случай возможных инцидентов. Оно было длинным и узким. В нем имелась единственная дверь — та, через которую он вошел, а окна в обоих концах были не только забраны решетками, но на каждом еще была установлена густая проволочная сетка. Таким образом, ни войти ни выйти через окна было невозможно. Они тоже были длинными и узкими в соответствии с формой зала, и на них не было занавесей, за которыми можно было бы спрятаться. Для того, чтобы днем не проникал солнечный свет, использовались простые, закатывавшиеся рулоном вверх шторы.
Питер вышел, прошел мимо внимательно следившей за ним охраны и убедился, что, если Джейн решится совершить налет на картины мистера Трессера, ей придется использовать всю свою воровскую сноровку, чтобы этот налет удался. Он вернулся в Скотленд-Ярд, занялся делами, а потом вышел перекусить. Он вернулся в свой кабинет в три часа и уже перестал думать о Джейн и ее фокусах, когда зазвонил внутренний телефон.
— Пожалуйста, сразу же спускайтесь ко мне, Доуз, — сказал комиссар, и Доуз бегом направился по длинному коридору в бюро комиссара.
— Что же, Доуз, — приветствовал его начальник, — ждать вам пришлось недолго.
— Что вы хотите этим сказать?
— Хочу сказать, что драгоценный Ромни украден, — ответил комиссар, и Питеру оставалось только озадаченно смотреть на него.
— Когда это случилось?
— Полчаса назад. Лучше отправляйтесь на Беркли-сквер и задайте все вопросы на место.
Уже через две минуты двухместный автомобиль Питера пробирался сквозь поток других машин, и еще через десять минут инспектор был в холле большого дома и опрашивал взволнованных служителей. Факты, как он обнаружил, были весьма просты.
В четверть третьего старик в плотном пальто, до самого носа закутанный шарфом, пришел в галерею и попросил разрешения осмотреть картины. Он назвался Томасом Смитом.
Старик был специалистом по творчеству Ромни и оказался весьма словоохотливым. Он разговаривал со всеми служителями и стремился подробно рассказать о себе, о своем специальном образовании в области искусства, о своей высочайшей квалификации в качестве художественного критика. Все это означало, что он принадлежит к тому тину зануд, с которыми приходится иметь дело большинству служителей картинных галерей, и они с радостью оборвали его излияния, пропустив его в зал, где висели картины.