Однако никто из присутствующих брать на себя сомнительную честь начать первым, похоже, не спешил. Особенно впавший в кратковременный ступор директор института ядерных исследований РАН, бросавший исполненные немой мольбы взгляды на директора другой, куда как более серьезной, организации. Но и директору ФСБ сказать тоже было нечего.
Президент ждал ответа…
Первые минут сорок полета прошли в молчании. Говорить было особо не о чем, да и не хотелось. От нас, запертых в дюралевом чреве транспортного вертолета, сейчас мало что зависело. Точнее — ничего не зависело. Да и выплеснутый коротким боем адреналин еще не успел схлынуть, понижая привычно зашкалившее артериальное давление и превращая наши боевые единицы в нормальных людей из плоти, крови и эмоций. Впрочем, такую роскошь, как последнее, мы позволить себе не могли.
Не радовали даже обнаружившиеся в отсеке вместительные укладки с амуницией, снаряжением и оружием вдоль бортов. Что, в общем-то, было неправильно, поскольку с родными боекомплектами дела обстояли не так, чтобы очень — за два последних боя мы прилично поиздержались.
Впрочем, и спеленутые брезентовым саваном тела погибших ребят вряд ли добавляли оптимизма на будущее.
Братья-полковники, ошибочно уверившись в нашей мнимой безопасности, в очередной раз отсели в сторонку, что-то обсуждая.
Майор с «дубль-Туристом» в пределах прямой видимости и слышимости (последняя, кстати, была просто идеальной: такой звукоизоляции от шума работающих двигателей я еще никогда в жизни не встречал) и вовсе отсутствовали, сидя за штурвалом. Ну, не оба сразу, конечно. Майор за штурвалом, а Турист — в кресле второго пилота.
Остальные просто отдыхали, благо сидеть приходилось не на жестких лавках вдоль бортов, как на привычных нам транспортниках, а во вполне удобных креслах, правда, с неоткидывающимися спинками. В конце концов моя деятельная натура воспротивилась столь бессмысленному времяпрепровождению. И я, неизвестно для чего, скорее всего просто автоматически, заставив всех пристегнуть обнаружившиеся под задницами привязные ремни, тоже отправился в пилотскую кабину.
Усевшись в штурманское кресло за спиной Туриста, и напялив на голову единственный свободный шлем, подключился к бортовой связи:
— Привет коллегам. Где мы сейчас?
— А хрен его знает, летю себе прямо и летю. В горах попроще ориентироваться было. Я так думаю, скоро границу ставропольского края пересечем. Если, конечно, он здесь вообще существует, этот край. А вообще — быстрая машинка. Здоровенный, а скорость — как у боевой «вертушки». Даже несмотря на наш побитый мотор.
— Угу, — согласился я, не конкретизируя, с чем именно. — Сиё несомненно. Слушай, пока наши всезнающие в наличии отсутствуют, спросить тебя хочу — тебе ничего странным не кажется? За сорок минут, даже в горах, они уже вполне могли найти способ выйти на связь, а?
— Могли, — не отрываясь от созерцания уплывающих под плоское вертолетное брюхо лесистых предгорий, ответил майор. — При их-то технологиях…
— Вот именно. А теперь, собственно, вопрос: что бы ты в этой ситуации и на их месте сделал? На что они технически способны, ты примерно знаешь, в каком, гм, месте мы находимся — тоже. Так как?
— Да хрен его… — он на секунду задумался. — Наверное, связался бы с этим своим главным-преглавным центром в Швейцарии и попросил в очередной раз как-нибудь изменить текущую реальность. Например, на ту, где этого вертолета и в помине нет. Вертолет бы исчез, а мы грохнулись с неба на землю — вот и все.
— Молодец, братишка, и я о том же! Почему ж не делают? Не могут? Или что-то другое? — я мог бы и продолжить мысль, но хотел посмотреть на его реакцию. «Братишка» не подвел, сказав именно то, что я и ожидал услышать:
— Ну, пленный же не исчез, когда они сменили реальность? И второй тоже никуда не делся. Хотя, по идее, оба ведь должны были того, рассосаться вместе со своим оружием и шмотками. Это имел в виду?
— Ага. Нестыковка, получается. Еще и то, что ни один из них не видел этой базы. Не знаю, отчего наши полковники в этом смысле тупят, но как-то это все очень странно и нелогично. Или они ошиблись насчет всего этого, — я покрутил головой из стороны в сторону, — или все намного сложнее. И, соответственно, хуже для нас.
— Куда уж хуже, — майор не договорил — в распахнувшейся двери пилотской кабины показался Турист: