Покрутив серебряного дракона в руках, Катарина посмотрела в окно, раздумывая — не лучше ли швырнуть фигурку в сад, но, поразмыслив, бросила ее в шкатулку.
— Твой хозяин оказался совсем не таким блестящим, как ты, — сказала она серебряному дракону и захлопнула крышку.
Ну и пусть. Все к лучшему.
Донна Флоренсия обещала пробыть в столице месяц, к этому времени Хоэль поправится и уедет. Конечно, и донна Флоренсия, и Фабиан будут недовольны Тут Лусия была совершенно права, но сейчас Катарине не хотелось думать о родственниках. Все это потом. А сейчас пусть жизнь идет так, как ей угодно.
Не надевая платья, в одних красных чулках, она уселась в кресло, поджав ноги, и вяла перо. Как странно, но вдохновение никуда не исчезло, и даже разочарование от встречи с прошлым не пригасило страстного огня, пылающего в сердце.
Отличная строчка!
Катарина обмакнула перо в чернила и написала:
— Огонь в груди,
пылающий так страстно!
Ты делаешь счастливым
И несчастным.
Мы счастливы
В своем слепом незнанье
Но день пришел –
И разочарованье.
Красавица блестящая,
Послушай!
Ты завлекла лицом,
Сокрывши душу!
О, как же глуп я,
Разум презиравший!
Влюбился в облик,
Душу не узнавши!
На этом можно было и закончить, но перо словно само собой вывело последние строки:
— Но пусть уродлива
Душой любовь моя,
Другой на свете
Не желаю я.
Закусив губу, Катарина прочитала написанное, подумала и вымарала последнее четверостишье. Подумала еще — и переписала стихотворение с пятым столбцом. Потом сделала внизу приписку: «Гарсиласо де ла Васо». Ну вот, еще один сонет в копилку знаменитого поэта. Эту забаву Катарина придумала года три назад, когда тяжело переживала смерть второго мужа. Она легко складывала стихи с самой юности, но невозможно было и помыслить признаться в этом. Донна Флоренсия упала бы в обморок, прознай о любовных мадригалах, которые слагаются в Каса-Пелирохо. Так появился Гарсиласо де ла Васо — беспечный поэт, кутила, любитель выпивки и женщин, мечтатель, шутник и пройдоха. Он писал любовные баллады и фривольные сонеты, которые распевали простолюдины на улицах города и которые шепотом читали друг другу дамы в салоне маркизы Бомоньезе. Иногда Катарина с трудом сдерживала смех, когда та или иная жеманная красавица уверяла, что очередной сонет был посвящен ей, и что поэт настойчиво домогался ее любви, распевая под окном любовные песни.
Разумеется, никакого Гарсиласо не существовало, а мадригалы, написанные в доме герцогини дель Астра, носил в типографию мастера Паскуаля сын кормилицы Катарины. Из типографии стихи вылетали отпечатанные на толстой бумаге и разлетались по Тьерге и ее окрестностям, залетая, порой, даже в столицу.
Отбросив перо, Катарина поднялась из-за стола и начала одеваться. Что ж, пусть мечты о сияющем благородном рыцаре оказались развеяны в прах, у нее осталось немало интересного в жизни. На следующей неделе у госпожи Соль ожидается новый подвоз лучшего шелкового белья во всем королевстве, скоро будет представлена новая пьеса уличного поэта Гарсиласо де ла Васо, и и все будет прекрасно.
4.
Уважаемый дом и неуважительный дон
Проснувшись утром следующего дня, Хоэль не сразу понял, где находится, увидев кисейные оборки над кроватью и потолок из досок светлого дерева. Совсем не похоже на городскую тюрьму. А, черт! Он же женился.
Дом был небольшой — всего-то три этажа. Два жилых, а третий — мансарда. Хоэля устроили в мансарде, притащив туда кровать и кое-что из мебели. Наверное, будь он настоящим доном — можно было и обидеться, но после тюремных застенков и мансарда казалась раем. Правда, спалось там не очень — то ли постель была слишком мягкая, то ли за последний год, пока велось дознание, Хоэль отвык спать по-человечески. Ночь он проворочался почти без сна, а под утро ему приснилась покойная жена — донельзя чопорная, с презрительно поджатыми губами, она говорила ему ужасно обидные слова — что-то про отсутствие манер, неблагородность Он проснулся в холодном поту и даже думал помолиться, чтобы призраки не досаждали, но вспомнил про жену нынешнюю и молитвы забылись сами собой.